Кембрийский период

Потому король и начал пир около полудня. Чтобы успеть до наступления праздника бирюков.

Саксы за столом, против ожидания, вели себя очень воспитанно. Даже ели ложкой и ножом. До вилок у них, конечно, не дошло пока… Граф Окта ловко поддерживал разговор ни о чем да хвалил диведское войско — за те десять дней, что он в Кер-Мирддине с королем обговорил все что только возможно, и теперь ему остается только ждать, пока соберутся верхушки всех кланов западной половины Южной Камбрии. Одиннадцать валлийских да двенадцатый ирландский, королевский. От каждого прибудут человек по пяти — семи. Всего около семидесяти. Заседать примутся неторопливо, этак с месяцок провозятся. И все это время Дэффиду их кормить, поить, обеспечивать жильем. Бесплатно. Сплошное разорение.

Король расспрашивал про мангонель, граф Окта интересовался колесницей — и оба получали ответы туманные и нечеткие. Небо темнело, мир вокруг наполнялся красками. Собеседники наконец достаточно захмелели, чтобы продолжить разговоры между собой, не обращая внимания на скучающую Немайн.

Клирик тихонько отодвинул стул, встал, намереваясь уйти способом вероятного противника. Но мир вдруг поплыл перед глазами, краски вымылись. В уши хлынула ватная тишина. Сердце сдавило, как в кулаке — до брызг, до пронзительной боли. Клирик попытался крикнуть — и не смог толком вдохнуть, густой воздух не шел в легкие. Вокруг суетились. Полупрозрачные тени. Король. Дэффид. Мэтр Амвросий. Хороший врач, но решится ли хоть на что-то с организмом нечелевека? Воздуха в груди не оставалось, но легкие чуть-чуть расширились. Понемногу возвращались звуки — неправильные, непривычные, словно каждое слово било в барабан. Глаза слипались.

— Пульс четкий, — голос Брианы, — но медленный очень. Раза в два медленнее обычного. Яд?

Что бы это значило? Клирик вспомнил одну из глав руководства — но этого просто не могло быть! Он же делал все правильно… Но если это не то, о чем было сказано в руководстве, то что угодно. Разнообразные болезни, косившие людей в Средние века и раньше, описаны плохо — а встречаются в наше время еще реже. К большинству из них у людей попросту выработался иммунитет. К этому шло даже с чумой. Кроме того, сида не человек. И если местные микроорганизмы пробили ее иммунную систему… Об этом и думать не хотелось.

— Не яд. — Даже не шепот. Но Бриана как будто умеет читать по губам. — Болезнь. Меня — вон из города. Под крышу. Немного еды, воды. Кто заболеет — так же. Если многие — покинуть город, но недалеко. Карантин, посты, желтый флаг…

Торопился, боясь потерять сознание. Которое не уходило. Сердце заполнила боль, голову кружил безумный страх смерти, который только и положен полубессмертному существу. Сверху переговаривались.

— Яд. Наверняка. — Мэтр Амвросий.

— Зачем желтый флаг? — Король.

— Желтый — цвет предательства, кажется… — Гваллен.

— Или замена золотого.

— Если яд, понятно…

— Под крышу сказала…

— К нам. — Бриана.

— Имя назвала?

— Сказала — Карантин. Римлянин? Причем тут римляне?

— А ведь уже вечер! — Анна. — Наступил день Мабона… Твари прожорливые, да вы ж ее убили! И не к врачу — в церковь! Быстрее, быстрее…

Небо заливало тьмой. Это было неправильно! Ведь так старался, инструкцию соблюдал до буквы… Но похоже, началось то, из-за чего он так тщательно ее и соблюдал. Или нет?

Свет померк. Понемногу уходили звуки… И все-таки Клирик сумел выдавить из себя членораздельные слова.

— Анна.

— Наставница?

— Пойдет кровь — хорошо. Выживу. Нет — плохо. Умру — сжечь. Не подходя.

— Я прослежу.

Звуки ушли. Потом ушло и осязание. Осталась только боль. Уже не связанная с сердцем, радужная, переливчатая, разная…

Скамью с задних рядов подтащили ближе к алтарю, чтобы получилось почетнее. Анна затаила дыхание, ожидая, что наставница встанет — священные своды прекратят влияние Мабона и сида оживет. Но воздух вырвался из легких раз, и другой, и третий — а Немайн продолжала молча лежать. Глаза открыты, только помаргивают изредка, уши ворочаются, будто прислушиваются к нездешнему.

— Яд — это подло, — заметил оказавшийся за плечом Эгиль. — Узнаю кто — убью. Если окажется бог — убью бога.

— Как? — У Анны опустились руки. Казалось, из жизни вместе с наставницей уходит цвет… Можно вернуться к мужу, можно снова стать обычной главной ведьмой клана. Безо всяких конкуренток… А толку? Все это было в прошлом, было, прошло, отрезано петушиной кровью. А того, что должно стать, и не оказалось. Не окажется, если Немайн сейчас уйдет.

— Из камнемета. Я сделаю. Оружие богини…

— Оружие христианки, — преосвященный Дионисий был мрачен. — Она отходит?

— Не знаю. Она успела сказать, что может выжить. Но до следующего вечера ей лучше быть здесь…

— Здесь-то на нее никто не покусится.

Вот и все мечты о кардинальской шапке. А так все шло хорошо! Язычники-саксы были от августы в восторге. Можно было надеяться через нее зацепить самого упрямого язычника на острове — короля Пенду. И получить уже не епархию — диоцез. Но…