И весь сказ, на разные голоса. Вождь клана, казначей, начальник над ополчением, все трое легатов. Даже писарь. Что девочку нужно попросту поберечь — в голову не пришло никому. Великая сида, как же. Сама она скорее согласится с кланом. Деловитая. И воинственная, да. Если сомнения и были — парад развеял. Дух Немайн хочет драки, а ее тело — отдыха. И Дэффид был склонен поддержать тело.
— Так, да не так. Ну посчитают мою дочурку за сотню воинов… Даже за тысячу! И что? А больше — не согласятся. Ну будет у нас больше всех голосов. Ну восьмая часть от всего, а не десятая.
— Бегать придется поменьше.
— Ну разве что. А вот представьте, что сида, кроме клана, никому и ничем не обязана. Это ведь не мы будем бегать. Это за нами будут!
Вот только после такого разговора Дэффид и пошел к королю. Договариваться. После того что произошло, вариантов было два — или добрая ссора, или не менее добрый мир. Когда окончательно выяснилось, что сиду никто не травил, получалось — Дэффид должен королю за почет и долготерпение. А король Дэффиду — за нераздувание скандала, когда к тому был повод. И не договориться теперь было бы жутким взаимным оскорблением. Которое, пожалуй, смоет только кровь. Узнав о визите Дэффида, король пригласил его разделить ужин — совершенно неофициальный, но оттого не менее почетный.
Однако необходимость договориться никак не отменяла желания поторговаться. И, прекрасно зная, чего хочет король, Дэффид занял прямо противоположную позицию. Для начала, выложил перед собой двадцать золотых кружочков. Двадцать солидов.
— Вот, — объявил он, — штраф. За то, что моя дочь не пойдет на эту войну мой король! Даже если кланы сдуру и приговорят.
— Она болеет. А недужную я призывать на службу бы и не стал. — Король был настроен неплохо. Пока Дэффид ругался с родичами, он принял епископа и нескольких римлян. Или египтян. Те бежали от арабов и просили дозволения поселиться на мирной земле Диведа. Точнее — в городе, поскольку все были ремесленниками. Более того, они просили о подданстве. Гулидиен разрешил.
— Недуг недугом, но она ведь и выздороветь может. И в драку полезть. А у нее дите малое. Не всякий младенец переживет поход. Так что позора в том не будет. А остальное — моя отцовская воля. Пусть просто поживет. Без войны…
И ждал отповеди. К его удивлению, Гулидиен махнул рукой и согласился. Но деньги не взял.
— Кого-то надо и на хозяйстве оставить, — улыбнулся он отчего-то мечтательно. — Пусть так и будет. Но это не значит, что твоя дочь усидит без дела. Просто не сможет. Сам ее знаешь.
— Ничего, — Дэффид слегка растерялся, — у нее есть ребенок, две ученицы, новая плавильня… Да и домашней работы прибавится. Многие же уйдут воевать.
Король, и без того пребывавший в добром расположении духа, хлопнул ладонью по столу. Заметил, если поначалу Дэффид говорил о войне с Уэссексом как о возможном деле, которое ему не нравится, то теперь — как о штуке довольно неприятной, но совершенно решенной.
— Прибавится, — согласился Гулидиен, и хозяин заезжего дома вдруг понял, что ломился в открытую дверь и теперь ему лететь незнамо куда со всех ног. И хорошо, если сзади скорости не добавят. — Ой и прибавится. Мы ведь с Гвином из-за нее поссорились.
— И что? — насторожился Дэффид.
— То, что раньше у морских злодеев хоть какой-то страх оставался. А теперь — гола дорога. Приплывай когда хочешь, грабь кого хочешь…
Король замолчал и принялся ковырять гусиную ногу вилкой. Захотелось спросить — у него что, руки грязные? Вилка хороша, когда едят из общего котла. Это что, намек? Почетный намек! Тарелки разные, но все равно как одна… Но произнес Дэффид иное:
— Ты разрешил осаду, мой король.
— Разумеется. — Гулидиен прожевал кусок, запил пивом, вытер короткие усы. — Я разрешил осаду, сид взяла моя армия. Он теперь мой. Только пуст, гол и заброшен. И никто из моих рыцарей не возьмется править сидом, не прикроет речную дорогу. Приплывай когда хочешь, грабь кого хочешь…
— Печально. — Дэффид отхлебнул пива. Его несло потоком, и было интересно, что дальше.
— Разумеется. Я предлагал земли в лен твоей дочери, она отказалась. Я размышлял над этим. — Король прервался и принялся смотреть, как Дэффид гложет гусиную шею. Тому подумалось: Гулидиен прав, есть вилкой изящнее, да и позволяет подчеркнуть общность трапезы. Нужно и в «Голове» завести обычай — подавать вилки на приятельские пирушки. — И решил, что дружба стократ ценнее долга. А потому дарю ей сидовский холм. И все, что вокруг него на две римских мили вверх по правому берегу Туи.
— А служба?
Гулидиен рассмеялся.
— Никакой. Я дарю ей эти земли. Совсем. Без условий. Кроме, пожалуй, согласия признать меня королем Британии. Вот и все. А вопросы внешней войны пусть решает Совет Мудрых. Что до пиратов… Полагаю, первое время одна репутация победительницы Гвина будет кого угодно отпугивать. А там она какую-нибудь машину соберет.