Кендермор (ЛП)

— Он прав, — Винни скорбел вместе со своими новыми друзьями. — Нельзя допустить, чтобы здесь нас нашли Бодзил и Лигг.

— Меня не волнуют гномы-механики! — взвизгнул Тас. — Мы не можем просто так сбежать, оставив ее там!!! Стой, Винни! Вернись!

Но Винни продолжал неумолимо спускаться по горному склону.

— Не могу, Тассельхофф. Как ты не понимаешь? Просто не могу. Слишком опасно. Гномы-механики…

— Кендеры не бросают друзей! — в голосе Таса появились нотки боли. Быстрее, чем Вудроу успел опомниться, Тассельхофф перебросил ногу через спину мамонта и был уже на земле, кувыркнувшись во время падения. Он моментально вскочил на ноги и зашагал вверх по направлению к телу Гизеллы.

Руки Вудроу дрожали. Он пытался остановить Винни.

Каждая клеточка его тела советовала бежать отсюда, и чем скорее, тем лучше. Но Тассельхофф Непоседа был его другом, и если Вудроу не мог вернуться обратно, уж подождать его здесь он был обязан.

Когда Тассельхофф добрался до тела Гизеллы, он едва дышал, а перед глазами колыхалась пелена. Конь ее пустился навстречу кендеру рысью, и Тас по-хозяйски повел его под уздцы. Еще не успевшее остыть тело рыжеволосой гномихи покоилось всего в нескольких десятках шагов от трупа застрелившего ее человека. Его конь неподвижно стоял над телом. Когда Тас приблизился, животное стало фыркать и сопеть. Тас убедился в том, что Гизелла умерла, стоило ему взглянуть на ее рану. Собравшись силами, кендер бережно поднял тело Гизеллы Хорнслагер на руки и усадил ее в седло. Развернувшись, Тас направил коня по своим следам вниз по тропе, поддерживая Гизеллу в седле. Он шел туда, где его с нетерпением ждали Вудроу и Винни. Они двинулись дальше по склону на восток, и всю дорогу Тассельхофф слышал в голове монотонный барабанный бой кендерской похоронной процессии.

Никто ни разу не обернулся.

А если бы они сделали это, то могли бы заметить крупного мужчину, ползущего по пыльной дороге к одной из башен гномов-механиков.

Огненноглавую гномиху похоронили на лесной поляне, залитой лунным светом. Уединение этого места нарушал лишь шелест ручья.

Тассельхофф декламировал Похоронную Песнь кендеров, и голос его то и дело прерывался.

Солнечный мир по кругу летел.
Весна приходила за днями зимы.
Оживали цветы и вновь зеленел.
Папоротник в чащобах лесных.
А если кто-то солнце скрывал.
И солнечный луч не скользил по лицу.
Это ласковый дождь цветы умывал.
И папоротник освежал в лесу…
Но теперь мне никто не сможет помочь.
За весной осень следом спешит.
За солнечным днем наступает ночь.
Готовая каждого поглотить.
Венцы лепестков обронят цветы.
Папоротник пожухнет в лесу.
Теперь я знаю: праздник весны.
Только верста на пути во тьму.[1]

— Я рад, что с нами нет Фонду и он этого не видит, — сказал Вудроу. — Пусть уж лучше буйствует в Росслогивене.

Утерев слезы с лица, юноша поправил рыжеватые косы Гизеллы и смахнул с ее бледных щек пылинки, ведь это так много значило для нее при жизни.

Хупак Тассельхоффа стал памятником на ее могиле.

— Мы отправляемся в Кендермор. Ради Гизеллы.

ЧАСТЬ II

ГЛАВА 19

Транспрингер потянулся к Дамарис, но не смог найти ее в клубящемся фиолетово-зеленом мареве. Чувство было такое, будто легкие его вжались в ребра, а в животе роем кружились бабочки. Одновременно взмахивая крыльями, они немилосердно щекотали бедного кендера. Он беззвучно хихикал. Не в силах разглядеть что-либо кроме кружащегося белесого тумана с эмеральдовыми и аметистовыми прожилками, он беспомощно размахивал по сторонам всеми конечностями. Где бы они ни находились, кендер не мог сказать, что стоит на твердой земле, равно как не было чувства, будто он плывет в жидкости. Внезапно он осознал, что все волоски на коже стали длиннее, а ногти значительно выросли. Он был невесом и свободно болтался в пространстве, и в то же время ощущал постоянное давление извне.

А затем будто кто-то отстегнул гигантскую цепочку и рывком открыл дверь; и тяжесть, и туман мигом исчезли. Транспрингер приземлился на Дамарис Метвингер. Она испуганно оттолкнула кендера прочь. Им оставалось только стоять и оглядываться по сторонам, неосознанно схватившись за руки.