Кэндлстон — пожиратель света

Сочинение называлось «Подсчитывая цену». Чем дальше Бонни писала, тем кривее ложились строчки, соскакивая с линеек. От усталости она то и дело зачеркивала и переписывала, покрывая бумагу черными кляксами. Ужин стоял почти нетронутый. Глаза слипались. Она выглянула в окно на густеющий туман. Промелькнул ясный ветреный вечер, и прохладное одеяло сырого горного воздуха плотно окутало долину. Зимнее солнце зашло рано, а мгла поглотила остатки сумерек. В спустившейся темноте даже фонарь на крыльце выглядел размытым пятном.

Веки у Бонни, словно налитые свинцом, опускались. Но она резко вздернула голову и широко распахнула глаза, когда до нее долетел далекий голос. Кто-то звал ее по имени. Протяжный звук замер умирающим эхом. Он был ласковый, но все же настойчивый, как звон колокольчика в любящей руке, зовущего ее на обед из поля, куда она ушла и заигралась. Или как будто ветер подхватил этот призыв и донес его обрывки до ее ушей, искаженные, но все же такие знакомые — мамин голос.

Бонни огляделась. В комнате никого не было.

За последние недели она несколько раз слышала этот голос, но думала, что это капризы ее воображения. Она так истосковалась по маме, что временами ей начинало казаться, будто та где-то рядом, в соседней комнате стелит ей постель, или готовит обед на кухне, или сидит в кресле-качалке с книгой в руках, чтобы прочитать ей на ночь сказку. Вот только от этого голоса, хотя он и походил на мамин, веяло каким-то могильным холодом.

Понимая, что за столом она просто уснет, Бонни встала и открыла окно. Туман прокрался в комнату, потянул к ней свои холодные пальцы, дыша в лицо промозглой сыростью. В воздухе висел слабый запах древесного дыма, верный знак, что с гор уже потянуло свежестью и вскоре туман рассеется.

Сонливость как рукой сняло. Несмотря на темноту, летать было пока рано. Обычно Бонни ждала ночи, чтобы все уснули, но сегодня ее скроет туман. Она выбралась из окна на крышу — трюк, отработанный за последние недели до совершенства. Поскольку ее спальня на втором этаже была единственной комнатой в доме, окна которой выходили на задний двор, она идеально подходила для тайного вылета.

Бонни набрала в легкие сырого холодного воздуха, огляделась, чтобы убедиться, что никто не подсматривает, и раскрыла рюкзак, позволив ему болтаться, пока ее гибкие крылья сами его не сбросят. Как только драконьи крылья освободились, они раскрылись у нее за спиной, в два раза превосходя длину ее тела. Ночные прогулки по крыше были временем уединения, неспешного созерцания и молитв. Бонни села, подтянув колени к подбородку, и залюбовалась окружающим. Ей было радостно видеть, как верхние ветви деревьев пьют серый парящий туман.

В темноте, объявшей ее тело, она вспоминала знакомые стихи. Особенно ей нравились строчки одного Давидова псалма, положенные на мелодию, которую она придумала сама во время одного из своих ночных бдений на крыше:

Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу?
Взойду ли на небо, Ты там, сойду ли в преисподнюю, и там Ты.
Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря:
И там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя.
Скажу ли; «Может быть, тьма скроет меня, и свет вокруг меня сделается ночью».
Но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет.[1]

Издав долгий удовлетворенный вздох, Бонни поднялась и взобралась на конек крыши. Опыт полетов подсказывал ей, что туман часто ложится тонким слоем. Она надеялась, что ей удастся подняться выше, чтобы увидеть свет луны и звезд. Мощно взмахнув крыльями и подпрыгнув, она взмыла вверх и стала подниматься почти вертикально, чувствуя сырость на лице и волосах. Она рвалась все выше, бия крыльями в холодном воздухе и наблюдая, но пелена вокруг была слишком густая, и летать так было опасно.

Бонни не хотела подниматься слишком высоко, чтобы не заблудиться, и потому изменила направление и стала кружить на месте, высматривая внизу какой-нибудь источник света. У нее было чувство, что она скорее плывет, чем летит, и что ее обтекают струи воды.

Бонни знала, что она выше деревьев, и волновалась только о том, куда приземлится. Через несколько секунд она заметила внизу свет. Огонек был небольшой, но достаточно яркий, чтобы прорваться сквозь туман. Она расправила крылья и стала плавно снижаться. Когда она приблизилась, ей показалось, что это светит галогеновый фонарь во дворе у соседей. Придется действовать быстро. По приземлении спешно засунуть крылья под рубашку и бежать до следующего перекрестка домой. Она сложила крылья и перешла в свободное падение, планируя раскрыть их, как парашют, у самой земли.