Кенелм Чилингли, его приключения и взгляды на жизнь

Теперь Кенелм очутился в конце города на берегу реки. Маленькие, жалкие домишки тянулись вдоль берега, но около моста совсем исчезли, и Кенелм по широкой площади опять вышел на главную улицу. Вдоль нее шел ряд вилл или особняков с садами, спускавшимися к реке.

Все здесь было тихо и безлюдно. К этому часу прохожие уже разошлись по домам. Ярко сияли звезды. Сладкий запах ночных цветов наполнял благоуханием воздух. Кенелм остановился вдохнуть это благоухание, а потом, подняв глаза, до сих пор опущенные, как всегда у людей, погруженных в задумчивость, заметил на балконе ближайшей виллы группу хорошо одетых людей. Балкон был необыкновенно широк. На нем стоял небольшой круглый стол с вином и фруктами. Три дамы сидели за этим столом на плетеных стульях, а на стороне, ближайшей к Кенелму, - мужчина.

В этом человеке, теперь слегка повернувшемся в профиль - он, вероятно, хотел взглянуть на реку, - Кенелм узнал певца. На нем по-прежнему был его живописный костюм, и четко обрисованные черты этого человека, густые кудри и рубенсовская бородка казались еще красивее обычного, когда на них падал мягкий небесный свет. Только что взошедшая луна придавала всем предметам какую-то особую лучезарность.

Дамы были в вечерних туалетах, но Кенелм не мог различить их лица, скрытые фигурой певца. Он тихо перешел улицу и стал за столбом низкой садовой стены, откуда мог видеть весь балкон, оставаясь сам незамеченным. Он сделал это с единственной целью развлечься. Группа на балконе была весьма романтичной, и Кенелм остановился перед ним, как будто увидел интересную картину.

Теперь он лучше разглядел женщин. На балконе сидели пожилая дама, худенькая девочка двенадцати или тринадцати лет и дама лет двадцати семи или восьми. Она была одета наряднее других. На шее, отчасти скрытой под тонким шарфом, сверкали бриллианты, и когда дама повернулась лицом к свету, Кенелм убедился, как удивительно хороша она собой. Это была красота, способная очаровать поэта и художника. Смуглой кожей теплого колорита дама напоминала рафаэлеву Форнарину.

Отворилась стеклянная дверь, и показался полный, средних лет мужчина, внешность которого явно говорила в том, что ее обладатель - прекрасный семьянин, человек богатый, учтивый и преуспевающий в жизни. Он был плешив, румян и носил светлые бакенбарды.

- Эй, друзья! - сказал он громким, звучным голосом с чуть заметным иностранным акцентом. - Не пора ли вам в комнаты?

Он говорил так ясно, что Кенелм различал каждое его слово.

- Не надоедай нам, Фриц, - полусердито-полушутливо сказала красивая дама таким тоном, каким жены говорят с мужьями, которых держат под башмаком. - Твой приятель дулся весь вечер и только с восходом луны становится более любезным.

- Луна оказывает благотворное действие на всех поэтов и прочих сумасшедших, - с добродушным смехом заметил лысый мужчина. - Но я не могу допустить, чтобы моя племянница опять слегла, когда она только что начала поправляться. Энни, поди сюда!

Девочка неохотно повиновалась. Пожилая дама также встала.

- Матушка, будьте благоразумны, - сказал лысый мужчина: - Игра в юкр безопаснее поэтического времяпрепровождения на свежем ночном воздухе.

Он взял старушку под руку с заботливой нежностью, - она немного прихрамывала.

- А вы двое сентиментальничайте и любуйтесь луною, даю вам на это десять минут, не больше - помните!

- Тиран! - сказал певец.

На балконе остались только двое. Дверь теперь была притворена и закрыта кисейной занавеской, не Кенелм мельком увидел комнату. Он мог заметить, что она освещалась лампой, стоявшей на столе, и свечами; украшена и меблирована роскошно и не в английском вкусе. Например, потолок был разрисован, а стены не оклеены обоями, но расписаны панелями между алебастровыми пилястрами.

"Это иностранцы, - подумал Кенелм, - хотя мужчина хорошо говорит по-английски. Вот чем объясняется игра в юкр в воскресный вечер, - видно, они не видят в этом греха. Юкр - игра американская. Мужчину зовут Фрицем. Начинаю, догадываться: это немцы, долго жившие в Америке, а мой поэт сказал, что он явился в Лакомб по делам. Без сомнения, хозяин - коммерсант, а стихотворец служит в какой-нибудь торговой фирме. Вот почему он скрывает свое имя и боится, чтобы не узнали, что свободные месяцы он посвящает столь чуждым его профессии занятиям".

Пока он размышлял таким образом, дама придвинула свой, стул к певцу и заговорила с ним, очевидно, очень серьезно, но так тихо, что Кенелм ничего не мог разобрать. Но по ее обращению и по выражению лица собеседника он догадывался, что она его в чем-то упрекает, а он оправдывается. Потом заговорил он - также шепотом, а она сперва отвернулась, потом протянула руку, которую певец поцеловал. Конечно, теперь их можно было принять за любовников; а теплая ночь, благоухание цветов, безмолвие и уединение, звезды и лунный свет - все, казалось, окутывало их атмосферой любви. Вдруг певец встал. Облокотясь на перила и подперев щеку рукой, он стал смотреть на реку. Дама тоже встала и наклонилась через баллюстраду. Ее черные волосы почти касались каштановых кудрей собеседника.