Кенелм Чилингли, его приключения и взгляды на жизнь

- Может быть, он узнал, что это вовсе не фамильный портрет?

- Напротив, его огорчает именно то, что портрет фамильный. Тише, я слышу его шаги. Не говорите с ним об этом портрете, и не надо, чтобы он видел вас здесь. Это очень тягостный для него предмет.

Тут Сесилия исчезла в кладовой, а Кенелм вернулся в свою комнату.

Какой грех, совершенный оригиналом этого портрета в царствование Карла II, но обнаруженный только в царствование Виктории, мог оправдать Леопольда Трэверса в том, что он удалил лучший портрет в доме с того почетного места, которое тот занимал, и сослал его в этот темный угол? Но Кенелм больше не поднимал разговора на запретную тему и через час даже перестал думать об этом.

На следующий день он поехал верхом с Трэверсам и Сесилией. Путь их лежал по спокойным, тенистым тропинкам, без определенного направления, как вдруг там, где три тропинки сходились углом, среди обширного зеленого пространства, похожего на бывший парк с рассеянными там и сям огромными стволами подстриженных дубов, перед ними возникла уединенная серая башня.

- Сисси, - воскликнул Трэверс, сердито останавливая лошадь и прерывая политические рассуждения, в которые он втянул Кенелма. - Сисси, как это случилось? Мы повернули не там, где надо. Но не беда! Я вижу, - он указал направо, - трубы дома старого Мондела. Он еще не обещал своего голоса Джорджу Бельвуару. Я поеду и поговорю с ним. Вернись с мистером Чиллингли и дождитесь меня у "тернерской лужайки". Я думаю, вы извините меня, Чиллингли, но лишним голосом пренебрегать не приходится.

Сказав это, сквайр остановился, повернул назад и, так как никакой калитки видно не было, заставил лошадь перепрыгнуть через верхнюю жердь ограды, после чего ускакал в сторону фермы старого Мондела. Кенелм, почти не слушая указаний, которые его хозяин давал Сесилии, и извинений по его собственному адресу, остановился и стал внимательно смотреть на старую башню, так внезапно появившуюся перед глазами.

Хотя Кенелм и не был таким ученым историком, как отец, его влекли к себе всякие остатки прошлого; а старые серые башни, если они не принадлежат церкви, редко встречаются в Англии. Все в этой серой башне невыразимо грустно говорило о прошлом, которое теперь лежало в руинах. Когда-то с ней соединялось большое готическое здание. От него остались части полуразрушенных толстых стен с широкими контрфорсами. Сухая канава между высоких откосов говорила о том, что здесь некогда был укрепленный ров. Можно было даже увидеть холм правосудия, с которого древний баронет вершил свой суд. Редко даже самый проницательный историк находит подобные остатки норманнских времен - разве что на землях, еще принадлежащих самым старинным англо-норманнским фамилиям. Дикая природа окружающей местности, обширные луга, гигантские старые дубы с дуплом внутри, подрезанные сверху - все говорило заодно с серой башней о прошлом, столь же отдаленном от царствования Виктории, как пирамиды - от власти египетского вице-короля.

- Повернемте назад, - сказала мисс Трэверс, - папе будет неприятно, если я задержусь здесь.

- Извините меня на минуту. Жаль, что здесь нет моего отца: уж он-то не ушел бы отсюда до захода солнца. Но какова история этой старой башни? Какуюнибудь же она должна иметь?

- Каждый дом имеет свою историю, даже крестьянский, - сказала Сесилия. - Но простите меня, если я попрошу вас исполнить просьбу отца. Я, во всяком случае, должна вернуться.

Получив такое приказание, Кенелм неохотно отвел глаза от развалин и догнал Сесилию, которая уже отъехала немного по направлению к дому.

- Я по характеру вовсе не любопытен, когда дело касается живых людей, сказал Кенелм. - Но я не раскрыл бы ни одной книги, если бы не интересовался прошлым. Пожалуйста, удовлетворите мое любопытство по поводу этой старинной башни. Она не могла бы казаться более грустной и покинутой, если бы строил ее я сам.