Кенгуру

— А мать, разумеется...

— Точно, замуж вышла. За одного мужика. Хороший мужик. На рынке работает, на площади Бошняк. Не знаю, что он делает там, но зарабатывает неплохо.

— Я бы на твоем месте в партию вступил...

— Думал я об этом уже. Только как-то страшновато: народ там все чужой...

Выпили еще по стакану вина; потом сидели, смотрели на Дунай, на рабочих за соседним столиком; на цыган-музыкантов в зале, за стеклянной стеной; друг на друга. Иштвану Варью снова вспомнилась светловолосая девчонка с улицы Незабудка. Он как раз думал о ее ногах, покрытых густым загаром, когда Балог снова заговорил:

— Слушай, ты заметил эти маленькие чистенькие домики вдоль дороги? Красота: садик, сливы, варенье... Я вот думаю: найти бы мне здесь какую-нибудь вдовушку. С домиком, с садом... Сразу бы моя жизнь вошла в колею.

— Вы не женаты?

— Развелся.

— Дети есть?

— Один, да ему уже девятнадцать лет. Хороший парень. Дорого он мне обошелся, но овчинка стоила выделки... Ну, это ясно. Об этом я уже не говорю... А вот сейчас бы найти подходящую бабенку... Этакую чернявую, в теле... и чтобы домик был и садик... Вот тогда бы я сказал, что бог меня услышал... Знаешь, сильно нравится мне этот Пакш. Шоферы сюда ездить не любят — а я вот без звука сажусь и еду, когда надо. Во-первых, работа. Во-вторых, присматриваюсь, приглядываюсь. Атомная электростанция здесь строится, значит, шоферы нужны, верно?

— Верно.

— Ну, а если верно, то вот он тут, я. Если б найти бабу, чтобы любила меня и чтобы у нее кое-что было, так я бы не задумываясь здесь остался.

— И что бы вы делали?

— Дунай же здесь, Варью. Перво-наперво, уток развели бы с женой, кроликов... Опять же — свинья... Ты свиной сыр любишь, Варью?

— Что?

— Ну, зельц.

— Люблю.

— Ну вот. Все у нас было бы: зельц, домашняя колбаса, вареное сало, весной рыба. Лодку бы я держал, как все. Вон там, у пристани. Выкрасил бы ее в черный или в коричневый цвет. Проконопатил бы мхом, как полагается. Я всегда свою жизнь так себе представлял, что у меня лодка есть. Чтоб после службы выгрести подальше и рыбачить. А вечером жена испечет, что наловил.

— Вы в Пече живете?

— Теперь в Пече.

— Знаете, мы в Кёбане по-другому живем.

— Как по-другому?

— Если в субботу у меня рейса нет, я уже часов с трех сижу в «Мотыльке».

— Думаю, за выпивкой...

— За бутылкой пива. Сижу и жду ребят.

— А меня в субботу домой тянет...

— Домой? Вы сказали ведь, что развелись, один живете. Что нет у вас никого...

— Я в том смысле, что если б кто-то был... Словом, если б я, например, жил здесь, в Пакше, в собственном домике... Жена бы уток откармливала, я бы в Дунауйварош ездил... Купили бы телевизор, кушетку, пальто...

— Пальто вы и так можете купить. Выпили много...

— Ничего не много...

— Вы лучше меня послушайте. Когда я в субботу в «Мотылек» прихожу, так девчонки-официантки с готовым мартини меня встречают. А потом ребята подходят. Мы там целый вечер сидим на террасе, как тюльпаны на грядке, и вовсю балдеем. Бабы к нам прямо липнут. Мне даже иногда, знаете, кажется, что у меня в носу магнит какой-то. Бабы так и летят, как мошкара на огонь... Летят, летят...

— Ты вот что, Варью... Ты на забое свиньи бывал когда-нибудь?

— Не бывал.

— Вот подожди: найду себе жену в Пакше, тогда побываешь, не бойся. Знаешь, какая у нас свинья будет? Белая, ровно на сто сорок кило, специально на мясо выкормленная — потому что я ветчину очень уважаю... Ты когда-нибудь на пасху ел деревенскую ветчину?

— Нет, не ел.

— Ну, видишь... Если б ты попробовал хоть раз вареную деревенскую ветчину, с яйцом, да с хреном, да с уксусом, ты бы знал, о чем я говорю. Пасхальная ветчина, с вареным хреном... Понимаешь? Ты слушай меня...

— Ну да. Хрен тоже, наверное, штука что надо,— бормотал в ответ Варью, не очень уверенно владея языком.— А уж мы, когда балдеем на террасе в «Мотыльке»... Всей компанией... И бабы, конечно... Все местные, из Кёбани. Они привыкли. Понимаете? Привыкли.

С трудом, дважды заблудившись в пути, добрались они до общежития. Балог все доказывал, как выгодно разводить уток, а Варью расхваливал кёбаньских девчонок.

Варью заснул сразу, но через несколько минут вдруг проснулся. И с изумлением обнаружил, что Балог кипятит чай на плитке. Варью долго смотрел на плитку, на Балога, потом спросил:

— Вы что это делаете, Балог?

— Чай кипячу.

— Чай, после вина?

— Печень у меня больная. Перед сном надо чай лечебный пить.

— И помогает?

— Помогает. Это — самая лучшая смесь. Александрийский лист, полынь, шандра, лимонная мята, корень белой мальвы, солодковый корень...

В нос Иштвану Варью ударил странный аромат закипающего чая. Он принюхался — и неожиданно снова уснул, как провалился.

2