Кенгуру

— Сейчас из Будапешта. Только вот машина, на которой ехали, до Фехервара шла. Не хотелось нам у развилки торчать, вот и вылезли тут.

— Сами из Пешта?

— Мы в пути... План у меня есть...

— Где-то вы все-таки живете?

— В Сентэндре мы жили, в семье... Да распалась семья... А жаль: здорово вперед продвинулись...

— В чем?

— Мы все уже понимали, чего хочет Маркузе.

— Чего же он хочет?

— Того же, что вся мыслящая, коллективно чувствующая молодежь, которая отвергает условности.

— Ага...— кивнул Варью.— И жена уже это понимала, и ребятня?

— Ребятня?

— Ну да: семья, дети...

— Это большая семья, нас там было четырнадцать человек.

— Неплохо. Бабушка, прабабушка... Всю семью собрали.

— Это коллективная семья... Женщины, мужчины... Ни у кого не было своей собственности или своей жены.

— Ага... Групповой секс,— захохотал Варью.

— Нет. Другое. Дети тоже были общие.

— Н-да... Интересно. Чем же вы там занимались?

— Читали Маркузе. Изучали Мао. Проверяли в ретроспекции выводы общественных наук и разоблачали идеалистов.

— И чем кончилось?

— Мы стали ясно видеть вещи. Каждый ясно видел ситуацию.

— Понятно... А вы там ели?

— Цель жизни человеческой не телесное, а духовное совершенствование.

— Значит, не ели?

— Ели. Что доставали, то ели.

— Не растолстели вы там, я вижу... Хочешь еще сигарету?

— Не повредит. В последнее время вокруг меня стал пропадать никотин.

— Закуривайте.

Варью тоже вынул из пачки сигарету. Затянулся, глядя на дорогу. Одна мысль все-таки не давала ему покоя. Спросить или не стоит? Наконец решился:

— А деньги вы поровну складывали?

— Деньги? Какие деньги? — Бородатый с искренним удивлением посмотрел на Варью.

— Что значит — какие деньги? Которые зарабатывали?...

— Где зарабатывали?

— Я думаю, там, где работали.

— За то, чем мы занимались, плата не полагается.

— За всякую работу полагается плата.

— Мы искали возможности духовного совершенствования и коллективного бытия.

— Что ж, и совсем не работали?

— Формально нет.

— На что же вы жили?

— Жили вот... Так...

— Детишки рождались?

— Трое.

— Что с ними стало?

— Общество заботится о них.

— Государство?

— Можно сказать и так.

Варью замолчал, обдумывая услышанное. Швырнул окурок в окно. Ему снова вспомнился Эмерсон и маленький лев, который спас мир. Захотелось включить магнитофон, но теперь он совсем не мог решить, как бородатый относится к миру вообще и к записям ЭЛП в частности... Немного притормозив, он рассмотрел девушку. У него было такое ощущение, что девушка была бы рада маленькому льву.

— А ты тоже в семье жила? — обратился он к ней.

Та открыла рот, но бородатый опередил ее:

— Нет, она к семье не относится. Мы с ней неделю назад встретились, в зале ожидания на Восточном вокзале.

— Ехали куда-то?

— Я как раз ехал, а она там болталась. Возвращаюсь через два дня, а она еще там. Я и подумал: заберу ее с собой и приобщу к учению.

— И как? Приобщил?

— Приобщил.

— Понимает она учение-то?

— Еще не совсем. Начинает... Только все вспоминает приют. И от этого нервничает.

— Бедняга.

— Сбежала она оттуда.

— Не понравилось там?

Девушка улыбнулась Варью и вдруг заговорила:

— Из... из... из... из-з-за... пин... пин... гвина.

Варью смотрел на нее в изумлении. Бородатый объяснил:

— Это у нее клоническое.

— Чего?

— Заикание. Клоническое заикание.

— Да ну?

— Точно. Клоническое заикание. Первый слог не может произнести.

— Ага... А пингвин при чем?

Девушка, оттеснив бородатого, высунулась вперед и принялась объяснять Варью ситуацию:

— Пин... пин... пин... пин...

Бородатый помог ей:

— Она говорит: украла пингвина.

— Какого пингвина? — спросил Варью уже с нетерпением.

— У них в интернате был пингвин. Старшая преподавательница ставила на стол тарелку с пирожными, а рядом — кружку честности. И пингвин там стоял. Преподавательница говорила, что пингвин следит за девчонками: все ли бросят плату за пирожное в кружку.

— Ну, а дальше что?

— Девчонка эта пирожные любила, а пингвин все смотрел на нее. Кончилось тем, что она пингвина стащила и продала.

— Я думаю, шум был.

— Был. Она испугалась и смотала удочки.

— Так что дело само собой решилось. Девка на свободе, лето, солнце светит...

— Светит... Светит, да не греет...

— Это почему?

— Преследует нас пингвин.

Варью от удивления даже глянул в зеркальце: нет ли кого на шоссе; потом покачал головой:

— Я не вижу.

— Я тоже,— сказал бородатый.— Вот она только видит.

— Плохо дело,— сказал Варью.

Пассажиры начали ему нравиться. Он подумал, что, наверное, все-таки можно включить Эмерсона — они не будут отпускать замечания насчет музыки. Послушают и промолчат. Все-таки для ясности задал еще вопрос:

— Что же вы сейчас думаете делать?

— Хотим новую семью основать. Не меньше чем из девятнадцати человек. Вместе будем жить, любить друг друга. Радоваться жизни. Я объясню им суть учения Маркузе.

— Думаешь, поймет она? — Варью мотнул головой в сторону девчонки.

Бородатый полез в карман куртки, достал маленькую красную книжицу и сказал: