Кенигсмарк

Она протянула ему руку, которую он оросил слезами.

— Я могу рассчитывать на вас, друг? — спросила она.

Задыхаясь от волнения, он сделал утвердительный жест.

Не менее глубоко взволнованный, я подошёл и также протянул руку тому, кто в этот миг рисковал для меня всем. Но он отступил и ответил мне взглядом, полным неописуемой ненависти:

— Молю бога о том, чтобы нам привелось поскорее встретиться в другом месте.

Аврора пожала плечами; я слышал, как она пробормотала что-то о глупости мужчин. Но она вышла на лестницу. Я последовал за нею, бросив последний взгляд на комнату, полную мехов, камней, прекрасных нежных цветов…

— Садитесь, — шепотом сказала она.

Я занял место на переднем сиденье огромного автомобиля. Мы тронулись.

Когда мы проезжали по мосту, на Лаутенбургских колокольнях и на старой башне замка пробило девять часов.

Бесконечною белою лентою блестела под мягким светом луны дорога. Автомобиль без шума, с головокружительной быстротой, катился по ней. На поворотах я чувствовал удивительную твёрдость руки моей спутницы.

Всё это совершилось с такою скоростью, что я опомнился только, когда мы уже проехали добрую сотню километров. Тогда фраза Авроры: «Завтра, в это время, я вернусь», пришла мне на память, и я подумал о том, что через несколько часов я расстанусь с великой герцогиней.

Эта мысль не подняла во мне возмущения. Безумно быстрая езда погружала меня в какое-то роковое отупение, казавшееся мне до известной степени приятным. Тёмные купы деревьев, дугообразные мосты над серебристыми реками оставались позади. Мы разминулись с возом сена: если бы автомобиль взял пятью-десятью сантиметрами правее, нас постигла бы смерть. Смерть, я повторял это слово, я смотрел на замкнутое лицо Авроры; её руки в светлых перчатках казались на рулевом колесе тонкими белыми полосками.

Потом вдруг я вспомнил о войне. Так это правда? Что найду я на родине? Но я должен, к стыду своему, признаться, что мысль эта не могла сосредоточить на себе моего внимания, скорая езда опьяняла, укачивала меня, отвлекала меня от самого себя. В этот момент я нисколько не заботился о том, что могло ещё со мной случиться.

Четырёхугольный абажур направлял свет электрического фонаря на карту дорог, но Аврора почти не смотрела на неё. Она прекрасно знала этот путь. Я вспомнил, как она рассказывала мне, сколько раз проделывала она его, отправляясь на воды.

Она искусно объезжала в каждый нужный момент города, их красный свет сперва всё увеличивался, потом оставался справа или слева от нас, и, наконец, исчезал сзади. Три или четыре раза она называла их: Кассель, Гиссен, Ветцлар…

Кассель, Гиссен, Ветцлар! Не всё ли мне было равно?

Часы на автомобиле блестели при свете фонаря. Но я не смотрел на них. Я ни о чём не думал.

Не замедляя хода, мы проехали через гористое местечко с домами, скрытыми в чаще тёмных деревьев.

— Висбаден, — прошептала Аврора, — моя вилла, — добавила она, когда мы поравнялись с одним из домов. — Ещё нет часу. Мы едем отлично.

Она повернула направо на разветвление дороги. Вдали на горизонте засверкали огни большого города.

— Это — Майнц, — сказала она, — а вот — Рейн.

Полным ходом переехали мы по висячему мосту священную реку. Она с рокотом катила внизу свои волны. Местами, под просветами между туч, виднелась её зелёная пена.

Спускаясь с моста, мы смутно расслышали какую-то команду, хриплое «wer da?», затем сухой треск выстрела.

— Они стреляли, — сказала Аврора, — мы приближаемся к границе. Надо быть осторожнее.

Я взглянул на компас. Мы мчались прямо на запад. Указатель скорости показывал 105. У меня в первый раз вырвалось движение изумления.

Аврора заметила его и улыбнулась:

— Между Ветцларом и Висбаденом мы делали по 145, — просто сказала она.

Скоро на западе показались новые красные огни.

— Тионвиль, — произнесла Аврора. — Он кишит, наверное, войсками.

К моему великому удивлению, я увидел, что она не объезжает города, как делала она это до сих пор. С зажжёнными теперь фонарями мы неслись прямо к укреплению, стены которого мало-помалу вырисовывались на небе.

Автомобиль замедлил ход. Дома, предместья. Затем повелительное «wer da?». Мы остановились.

Около дюжины солдат окружило нас. Все они были в зеленовато-серых мундирах, в касках, окутанных капюшонами.

— Ваши бумаги! — раздался суровый голос унтер-офицера.

— Я покажу их вашему лейтенанту, — ответила Аврора, — позовите его сюда, пожалуйста.

Но последний уже подходил к нам. Белокурый колосс, разъярённый тем, что потревожили его сон. Увидев штатских, он обратился к нам довольно грубо.

— Лейтенант, — сухо заметила великая герцогиня, — прежде всего я попрошу вас запретить солдатам колотить прикладами по моему автомобилю. Затем, взгляните сюда.

С этими словами она повернула электрический фонарь и осветила Лаутенбургский герб, украшающий дверцы. Офицер привскочил.

— Я имею честь видеть её высочество, великую герцогиню Лаутенбург-Детмольдскую?… — пробормотал он, вытягиваясь во фронт.

— Её самое, господин лейтенант, — ответила Аврора.