Кенилворт

— Слыхали вы, — начал один, — как милостиво она разговаривала с мистером управителем, и городским судьей, и с нашим проповедником, любезным мистером Гриффином, когда они опустились на колени перед окном ее кареты?

— Да, а плюгавому Эглайонби она заявила: «Мистер судья, мне говорили, что вы боитесь меня, но, право, вы так прекрасно перечислили мне подобающие монарху добродетели, что теперь у меня есть серьезные основания побаиваться вас…» А потом как благосклонно она приняла роскошный кошелек с двадцатью золотыми соверенами, который поначалу, казалось, не хотела брать, а в конце концов все же взяла.

— Да, да, — отозвался другой, — и мне показалось, что ее пальцы под конец сжали этот кошелек даже очень решительно; по-моему, она его как бы взвесила в руке, словно хотела сказать: «Надеюсь, монеты полноценные!»

— Напрасно беспокоилась, — вмешался третий. — Вот когда община расплачивается с каким-нибудь жалким ремесленником вроде меня, тогда они подсовывают ему обстриженные монетки. Ну, да ладно, бог все видит!.. А плюгавый судья теперь, пожалуй, вырастет на целую голову.

— Ну полно, любезный сосед, — сказал первый, — не завидуй! Елизавета — королева добрая и щедрая, она отдала свой кошелек графу Лестеру.

— Я завидую? Да провались ты за такие слова! — ответил ремесленник. — Но она того и гляди все отдаст графу Лестеру.

— Вам дурно, миледи? — спросил Уэйленд Смит и предложил графине отъехать в сторону от большой дороги, чтобы подождать, пока она придет в себя. Но, подавив чувства, вызванные в ней этой беседой и многими подобными толками, которых она наслушалась в дороге, графиня настояла, чтобы проводник ее продолжал путь в Кенилворт со всей поспешностью, какую допускали бесчисленные препятствия.

Однако тревога Уэйленда, вызванная этими повторяющимися приступами недомогания и ее очевидным душевным расстройством, с каждым часом все возрастала. Он и сам страстно желал поскорее благополучно доставить графиню в замок, где ее, несомненно, ждал теплый прием, хотя она, по-видимому, не хотела говорить, на кого именно возлагала свои надежды.

«Лишь бы мне посчастливилось благополучно избавиться от опасности, — думал он. — И если кто-нибудь еще раз увидит меня в роли телохранителя странствующей красавицы — пусть размозжит мне череп моим же кузнечным молотом!»

Наконец показался великолепный замок, на отделку которого вместе с окружающими зданиями граф Лестер, по слухам, истратил шестьдесят тысяч фунтов стерлингов — сумму, равную половине миллиона на наши теперешние деньги.

Наружная стена этой великолепной и гигантской постройки опоясывала площадь в семь акров, часть которой была отведена под обширные конюшни и роскошный сад с нарядными беседками и цветниками; остальное было занято огромным задним двором.

Сам замок, возвышающийся в центре защищенного стеной пространства, состоял из нескольких величественных и прекрасных зданий, замыкавших внутренний двор; они, видимо, были возведены в разные эпохи. На каждом из этих грандиозных сооружений красовались имена и гербы их прежних могущественных владельцев, давно уже истлевших в земле, чья история, прислушайся лишь к ней честолюбие, могла бы послужить хорошим уроком надменному фавориту, который ныне владел этим роскошным замком и расширял свои владения.

Огромная массивная башня, твердыня Кенилворта, была построена в незапамятные времена. Она носила имя Цезаря — быть может, из-за сходства с одной из башен лондонского Тауэра, носящей то же название. Некоторые историки относят ее основание к временам Кенелфа, саксонского короля Мерсии, в честь которого назван замок; другие — к раннему периоду норманского владычества. На наружной стене красовался герб Клинтонов, которые возвели ее в годы царствования Генриха I, и герб грозного Симона Монфора, выдержавшего в Кенилворте долгую осаду Генриха III во время войны баронов. Мортимер, граф Марч, прославившийся своим возвышением и своим падением, некогда весело пировал здесь, в Кенилворте, в то время как его свергнутый государь, Эдуард II, томился в подземелье того же замка.

Старый Джон Гант, «почтенный Ланкастер», значительно расширил замок, построив тот благородный массив, который до сих пор носит имя Ланкастерского. Но сам граф Лестер превзошел своих блистательных и могущественных предшественников, воздвигнув новое колоссальное сооружение, которое ныне обратилось в развалины — памятник честолюбивых стремлений их владельца.

Наружная стена этого величественного замка с юга и запада омывалась озером, наполовину искусственным. Лестер перекинул через него великолепный мост, чтобы Елизавета могла вступить в замок путем, которым до тех пор никто еще не вступал в него, вместо того чтобы, как обычно, войти через северные ворота, над которыми он соорудил барбикен — навесную башню, существующую и поныне; своими размерами и архитектурой она превосходит многие рыцарские замки в Англии.