Кенилворт

Пораженный этим великолепным праздничным зрелищем, Уэйленд придержал лошадь и взглянул на графиню, как бы ожидая ее дальнейших распоряжений, поскольку они уже благополучно добрались до места назначения. Так как она продолжала молчать, Уэйленд, выждав несколько минут, решился спросить ее напрямик, каковы будут ее дальнейшие приказания.

Она провела рукой по лбу, как бы пытаясь собраться с мыслями, и затем ответила тихим, сдавленным голосом, подобно человеку, бормочущему во сне:

— Приказания? Я действительно имею право отдавать приказания, но кто станет повиноваться мне?

Вдруг она подняла голову, словно приняв твердое решение, и обратилась к пышно одетому слуге, проходившему по двору с важным и озабоченным видом.

— Стойте, сэр, — сказала она, — я желаю поговорить с графом Лестером.

— С кем, позвольте? — спросил он, удивленный этим требованием; но затем, взглянув на скромную одежду женщины, которая заговорила с ним таким повелительным тоном, нагло добавил: — Да вы, верно, Бесс из Бедлама, если желаете видеть милорда в такой день…

— Не дерзи, друг мой, — настаивала графиня, — у меня неотложное дело к графу.

— Ищите кого-нибудь другого, кто решится выполнить такое поручение, будь ваше дело хоть трижды неотложным, — возразил слуга. — Беспокоить милорда в присутствии ее величества королевы из-за ваших дел? Меня, пожалуй, поблагодарят хлыстом! Удивляюсь, право, что страж не пустил в ход свою дубинку, вместо того чтобы пропустить вас. Но голова его забита другим — он учит наизусть свою речь.

Несколько слуг, заинтересованные разговором, остановились возле них. Уэйленд, испугавшись за себя и за свою спутницу, обратился к одному из них, который показался ему наиболее вежливым, и, сунув ему в руку золотой, спросил, где можно было бы найти временное пристанище для дамы.

Тот, к кому он обратился, видимо обладал известной властью; он выругал остальных за грубость и, приказав одному слуге позаботиться о лошадях новоприбывших, предложил им следовать за ним.

Графиня сохранила достаточно присутствия духа, чтобы понять необходимость подчиниться этому требованию, и, предоставив грубым лакеям и конюхам отпускать на ее счет двусмысленные шуточки, она с Уэйлендом в молчании последовала за слугой, вызвавшимся проводить их.

Они вошли во внутренний двор замка через огромный проход, тянувшийся между главной башней, которую называли башней Цезаря, и величественным зданием, именуемым замок короля Генриха, и очутились после этого в центре кольца огромных зданий, фасады которых представляли великолепные образцы всех видов архитектуры, начиная со времен завоевателя до царствования Елизаветы.

Через этот внутренний двор они дошли за своим проводником до маленькой, хорошо укрепленной башни в северо-восточном углу здания, примыкающей к парадной зале и расположенной между длинным рядом кухонь и концом этой залы. Нижний этаж башни занимали слуги Лестера, которым удобно было находиться вблизи своих постов; верхний же этаж, куда вела узкая винтовая лестница, представлял собой небольшую восьмиугольную комнату, которая, ввиду большого спроса на помещения, была на этот раз приспособлена для приема гостей, хотя, как говорят, некогда служила местом заключения какого-то несчастного, умерщвленного в ней.

По преданию, узника звали Мервином, и от него башня получила свое прозвание. Предположение, что башня эта служила темницей, не лишено вероятности, ибо потолок каждого этажа был сводчатым, а стены ужасающей толщины, в то время как размер самой комнаты не превышал пятнадцати футов в диаметре. Окно было приятной формы, хотя и узкое, но из него открывался восхитительный вид на так называемую «Забаву» — огороженный участок парка, украшенный арками, обелисками, статуями, фонтанами и другими архитектурными памятниками, служивший переходом из замка в сад.

В комнате были кровать и другие необходимые для гостя вещи, но графиня не обратила на все это внимания, ибо взор ее сразу же привлекли бумага и письменные принадлежности, разложенные на столе, — необычное явление для спальной тех времен. Ей тотчас же пришла в голову мысль написать Лестеру и никуда не показываться, пока от него не придет ответ.

Привратник, который ввел их в это удобное помещение, учтиво спросил Уэйленда, в щедрости которого уже имел случай убедиться, не может ли еще чем-нибудь услужить ему. Услышав в ответ деликатный намек, что им не мешало бы закусить, он тотчас же проводил кузнеца к кухонному окошку, где всем желающим в изобилии раздавались всевозможные готовые яства. Уэйленда охотно снабдили легкими кушаньями, которые, по его мнению, должны были возбудить аппетит графини. В то же время он сам не упустил возможности быстро, но плотно подкрепиться более существенными блюдами. Затем он вернулся в башню, где и нашел графиню, которая уже успела написать письмо к Лестеру. Вместо печати и шелковой тесьмы, она скрепила письмо прядью своих прекрасных волос, завязав их так называемым узлом верной любви.