Кеноби

За спиной тускенской женщины зашевелились два воина. Та огрызнулась на них. Последовал обмен любезностями, и Бен с живейшим интересом прислушался.

— А’Ярк, — наконец вымолвил он, решив вмешаться. — Ведь так тебя зовут — А’Ярк?

Услышав свое имя из уст поселенца, А’Ярк вздрогнула. Ее соплеменники дорого ценили свои имена. Люди давали имена животным, и те приходили, когда их звали. Ни один поселенец не имел права призывать тускена. Если дорожил своей жизнью.

Но Мохнолицый не был поселенцем. Он носил клинок из света, как и Шарад Хетт — воин-волшебник, давным-давно пришедший в ее племя и поселившийся вместе с ними. Ему были доступны те же магические силы, коими была наделена и Колдунья.

Один из воинов помоложе снова шагнул вперед. Он ничего не знал о Шараде и его способностях. А’Ярк не успела вымолвить и слова, как Мохнолицый поднял руку.

— Ты не хочешь причинить нам зла, — произнес он на странном языке поселенцев. А’Ярк немного понимала его — она научилась ему от приемной сестры, К’Шик, и от самого Хетта, за которого та вышла замуж.

Молодой воин не знал человечьего языка. И все же повторил сказанные ему слова по-тускенски:

— Я не хочу причинить вам зла.

— Довольно убивать, — потребовал Мохнолицый.

— Довольно убивать, — повторил за ним воин.

А’Ярк вытаращила глаз. Таких слов тускен ни за что бы не произнес ни на одном языке! Сомнений больше не было: вождь осознал свою ошибку. В тот день в пустыне не Колдунья спаслась от гибели под тушей гигантского зверя. Это Мохнолицый применил свое особое могущество. И тот день был не единственным.

А’Ярк вспомнила усеянный телами пол жилища Колдуньи. Тускены пали не от бластерных выстрелов — как выглядят такие раны, было хорошо известно. Тогда она ни о чем не догадалась. Но теперь…

— Не подходить, — услышали воины короткий приказ предводителя. — Объясню позже. Не подходить и быть настороже.

Аборигены беспокойно зашевелились, но повиновались, отступив обратно к расселине.

— Бен? — обратилась к Мохнолицему испуганная и сбитая с толку Колдунья.

— Бен, — вдруг повторила А’Ярк, снова бросив взгляд на серебристый цилиндрик, едва пробивавшийся сквозь складки плаща. — Ты Бен.

До этого Эннилин думалось, что перепугаться сильнее она уже не сможет. Но непривычно гортанные слова на общегалактическом из уст тускена повергли ее в шок.

Бен кивнул.

— Так ты знаешь наш язык? — произнес он, осторожно подбирая слова. Таким же мягким тоном он говорил с воинами несколько мгновений назад. И они прекрасно его поняли и послушались.

У Эннилин даже челюсть отвисла. Откуда он взялся, этот Бен?

— Возможно, ты поймешь, — протянул Бен, указывая на тело на песке, — что эта женщина — Эннилин — не убивала твоего сына. Ты знаешь, что это за ожог. Рана от дальнобойного ружья.

А’Ярк даже не повернула головы.

— Поселенец убивал. Все поселенцы убивал.

— Ты ошибаешься.

Что за дурацкий спор, устало подумала Эннилин. Она сама не раз и не два пальнула по дикарям в Наделе. Бен, конечно, сейчас старается разрядить обстановку уговорами. Его мышцы напряжены, он готов немедля вступить в драку — но как, собственно говоря, может противостоять тускенской банде невооруженный человек?

Эта женщина… Эннилин во все глаза смотрела на А’Ярк, которую раньше видела только сквозь клубы реагента и которую поселенцы знали исключительно по набегам. Насколько ей было известно, у тускенов четко разделялись социальные роли полов. Мужчины сражались, а женщины ухаживали за бантами. Эннилин видела несколько изображений тускенок: их одежда была еще более бесформенной, чем мужская, а под капюшонами виднелись огромные металлические маски. Но одноглазая дикарка была одета как воин — не хватало только патронташа.

Бен указал на солнца, подползавшие к горным вершинам Джандленда на западе. Стараясь говорить как можно проще, чтобы тускенка его понимала, он произнес:

— Вы воевали. Поселенцы воевали. День кончается. Мы уходим. — Он кивнул на возвышение на востоке, из-за которого раздавались гиканье и крики, и сурово добавил: — Мы уходим, и вы уходите — пока вы еще можете.

А’Ярк воззрилась на гадерффай, который держала в руках. Когда-то он принадлежал ее отцу, но не спас ему жизнь. И теперь не спас жизнь ее сыну. Было бы только правильно воткнуть его острие в плоть врагов, раздавить их тупым концом, переломать им кости прикладом. У Мохнолицего — Бена, — может, и достанет сил убить ее; она умрет, но остальные выживут и отомстят.

Но А’Ярк опять вспомнила о волшебном оружии, висевшем у человека на поясе, и о том, при каких обстоятельствах она видела такое в последний раз. Ей очень хотелось узнать больше — но если волшебник умрет, ей не узнать ничего. И если радостные крики людей из-за гребня значили, что с тускенами в каньоне покончено, ей и сородичам следовало поспешить.

А’Ярк снова повернулась к сыну. Отдав свой гадерффай соплеменнику, она подняла тело с земли.

— Мы уходим, и вы уходите, — повторила тускенка. — Пока вы еще можете.

— Сорок восемь! — провозгласил Маллен.

— Сорок восемь? — переспросил Оррин, спустившись по каменным ступеням на дно теснины. — По головам считал?