Кентерберийская сказочка

– Когда? – Он улыбнулся, и я весь растаял от счастья.

– На мой восемнадцатый день рождения, – ответил я с улыбкой. Какие у него потрясающие белые зубы!

– В школе ты совсем другой, – сказал он, потом взглянул на меня так, будто ляпнул что-то лишнее.

– Какой же?

– Не знаю.

Ах, как приятно! Я просто млел от счастья.

Мы вышли в сад, и он показал на окно своей комнаты.

– Большая, выходит прямо в сад.

– Значит, будешь наблюдать, как Траншаны загорают.

– Она толстая и с прыщами.

– Там не все такие.

Мы подошли к забору, разделявшему два сада, и посмотрели на ту сторону. Прямо под нами собирала цветы миссис Траншан, ее русые волосы заметно поредели, кое-где даже просвечивал череп. На ней был коричневый халатик поверх синих спортивных штанов, подоткнутых в обрезанные у лодыжек сапоги. Мы несколько мгновений созерцали ее череп, потом я кашлянул. Она даже подпрыгнула.

– Ты забрел не в тот сад. А это еще кто такой?

– Тристрам Холланд. Он только что сюда переехал.

– Вот как? Один?

– С семьей.

– Понятно. Сколько тебе лет?

– Сегодня исполнилось восемнадцать.

– Я не тебя спрашиваю, балда. Его.

День рождения-то был у меня. В этот день этот вопрос всегда задавали именно мне. Черт.

– Четырнадцать.

– Понятно. Я тебе вряд ли понравлюсь, но с Дженнифер ты, может, и подружишься. Где она? Дженни!

Голос ее заполнил весь сад.

На пороге дома появилась маленькая фигурка.

– Иди сюда.

Она была в школьной форме: серое платье, белые носки, белая блузочка и полосатый галстук. Какие груди под этой блузочкой! Какие ножки между верхом ее белых носков и краем юбки! Какое личико! Какая походка!

– Это Тристрам Холланд. – Миссис Траншан показала на Тристрама, не вдаваясь в объяснения. – Ему четырнадцать лет, он теперь живет в соседнем доме. Можешь с ним поговорить.

И ушла, удалилась со своими цветами.

Дженни и Тристрам смотрели друг на друга через забор, ей было неловко из-за матери, ему из-за того, что неловко было ей, а может, и из-за того, что рядом стоял я.

– Тристрам учится в соборной школе вместе со мной, – попытался я разрядить обстановку. Но они молчали. Я предпринял вторую попытку, стараясь, чтобы голос звучал как можно сердечнее:

– Как дела в школе, девушка?

– В следующем семестре будем ставить Шекспира, мне дали роль Пака. Хотели сделать из меня фею или плотника, но я буду играть Пака.

Господи. Почему именно Пак?

– «Сон в летнюю ночь»? – спросил Тристрам.

– Да. Ты тоже в спектаклях играешь?

– Никогда. Мне предлагали только девчачьи роли, и отец был против. Правда, сейчас у меня голос стал гуще…

– А почему? Почему отец был против?

– Не знаю. Наверное, потому что это баловство и глупости.

– Если играть по-настоящему – ничего подобного.

Во времена Шекспира мальчики всегда играли девочек. А я буду играть Пака – он же мальчик.

– И какой у тебя будет костюм? – потребовалось узнать мне.

– Пока не знаю, но главное, чтобы в нем можно было прыгать. Что-то легкое, воздушное.

Да. Да. Конечно же. Легкое и воздушное. И у Тристрама – тоже.

Я отошел в сторонку, давая детишкам поговорить. У них свои общие интересы, я для них слишком стар, что им со мной? Но и друг с другом они держались настороже – не враждебно, а именно настороже, так обнюхивают друг друга две собаки. Скорее всего, они без особого труда подружатся. Сразу видно.

Потом одновременно закричали обе матери. Оклик миссис Холланд – с легким акцентом, чуть в нос – слился с громким открытым зовом миссис Траншан.

– Трисдженнитрам!

– Еще увидимся.

– Может, я буду с Вероникой.

– Это твоя сестра?

– Да.

Они помолчали. Я усиленно разглядывал траву.

– Это которая толстая, – вдруг заявил Тристрам.

– Нет. Не нужно так говорить.

– Просто я хотел узнать, она это или нет. Она ведь толстая?

– Не в этом дело. Будь у тебя сестра, ты бы не хотел, чтобы про нее так говорили, правда же?

– Говори про моего брата такое сколько влезет – мне плевать. Он на каникулы приедет.

– Плевать?

– Плевать.

И они дружно заржали.

Дженни вприпрыжку побежала к дому, и ее юбчонка поскакала вместе с ней… Господи, где же те воздушные белые одеяния, которые должны хлопать, словно крылья? Юбочка метнулась вверх, и на мгновение взгляду открылись белые облегающие трусики с розовыми и голубыми цветочками, цветочки росли прямо на коже… видение исчезло. Тристрам тоже смотрел ей вслед.

– Думаешь, я зря это сказал?

– Что?

– Насчет ее сестры.

Зря, наверное. Но это неважно. – Я продолжал смотреть в сторону ее дома. – Она ведь с тобой согласилась и вообще может отыграться на твоем брате, когда он вернется.

Мы пошли назад по саду.

– А она ничего, правда? – задумчиво произнес он. Еще как ничего.

– Правда. Очень красивая.

ГЛАВА 6

– Восемнадцать лет, а вид такой, будто со смертью в жмурки играл. Когда лег спать?

– Поздно, мама.

– Знаю, что поздно. Во сколько? И чем вы занимались?

– Ходили в «Голубую канарейку». Ты сама сказала, что мне надо развлечься.

– И как, развлекся?

– Вроде бы.

– А когда пришел, все чем-то гремел. Надеюсь, ты не напился?

– Нет, мама. Я телескоп устанавливал.

– Я знаю, что ты был на крыше. Я так отцу и сказала. Но в час-то ночи?

– Да, мама.