Кентуки

Эмилия нажала на кнопку “назад”, и девушка повторила тот же жест. Она явно была заинтригована – вне всякого сомнения, для нее это тоже был первый опыт, – поэтому и не думала сердиться на Эмилию за неумение обращаться с новой игрушкой. Они вместе осваивали ее. Эмилии это понравилось. Она опять отступила, а девушка опять захлопала в ладоши.

“Подожди”.

Эмилия подождала. И, увидев, что девушка куда-то пошла, быстро нажала кнопку “влево”. Камера повернулась, стало понятно, насколько маленькой была квартира: на экране появились расшатанное кресло и дверь в коридор. Девушка снова заговорила, и хотя теперь она не попадала в кадр, переводчик все равно выполнял свою роль: “Вот смотри – это ты”.

Эмилия вернулась в прежнюю позицию и снова увидела девушку, которая теперь держала перед самой камерой картонную коробку размером примерно сорок на сорок сантиметров. Крышка с надписью “Кентуки” была открыта. Эмилия не сразу сообразила, что именно и зачем ей показывают. Передняя стенка коробки была затянута прозрачным целлофаном, поэтому она сразу определила, что коробка пустая, а вот три других стороны были украшены фотографиями – вид в профиль, анфас и сзади: розовая с черным плюшевая игрушка, кролик, который на самом деле больше напоминал арбуз, чем кролика. Правда, у этого арбуза имелись два выпуклых глаза и, разумеется, пара длинных ушей. В нескольких сантиметрах над головой уши были скреплены между собой пряжкой – она помогала им стоять торчком, но уже чуть выше они, словно обмякнув, с двух сторон падали вниз.

“Ты красивая крольчиха. А тебе нравятся кролики?” – спросила девушка.

* * *

Их поселили в большой комнате. Буквально в нескольких метрах от дома начинался лес, начинались горы, а пронзительно-белый здешний свет ничего общего не имел с охряными тонами, царившими в Мендосе. Это ей понравилось. Как раз о чем-то подобном она и мечтала вот уже несколько лет: переселиться в другое место, или в другое тело, или в другой мир – куда угодно, лишь бы все вокруг переменилось. Алина глянула на кентуки – именно так называлась эта игрушка, о чем было написано и на коробке, и в прилагаемой инструкции. Сейчас кентуки стоял на зарядном устройстве – на полу рядом с кроватью. Глазок-индикатор аккумулятора все еще был красным, и, как сообщалось в инструкции, в первый раз на зарядку требовалось не меньше трех часов. Приходилось ждать. Алина взяла с большого блюда мандарин и принялась его чистить, расхаживая по комнате и время от времени выглядывая в кухонное окошко, откуда были видны двери мастерских. Ей хотелось полюбопытствовать, кто оттуда выходит и кто туда входит. Свену отвели пятую мастерскую, но побывать там Алина еще не удосужилась. Она впервые сопровождала Свена в одну из арт-резиденций, куда он довольно часто ездил, и поэтому тщательно обдумывала каждый свой шаг, стараясь не мешать и не нарушать границ его личного пространства. Короче, она приняла решение вести себя так, чтобы он не пожалел, что взял ее с собой.

Ведь это Свен получал гранты и стипендии, Свен разъезжал повсюду со своими монохромными ксилографиями, “неся искусство в народ” и “возвышая” тем самым этот самый народ, так как был “настоящим художником”. А вот у нее, Алины, не было никакой жизненной цели, ничего, что поддерживало бы ее на плаву и защищало. Она и вообще сомневалась, что знает себя саму, как не знала и того, для чего, собственно, явилась в сей мир. Она была его женщиной. Женщиной мастера, как его называли здесь, в деревушке Виста-Эрмоса. Поэтому, если в ее жизни и случалось что-то по-настоящему новое, какой бы глупостью это новое на первый взгляд ни казалось, как, например, новые и странные отношения с кентуки, Алине приходилось помалкивать – по крайней мере до тех пор, пока она сама как следует не разберется, правильно или нет поступает. Или пока не разберется, почему, приехав в Виста-Эрмоса, не перестает взирать на окружающее с недоумением и не перестает спрашивать себя, как ей устроить собственную жизнь, чтобы скука, тоска и ревность окончательно не свели ее с ума.

Алина купила себе кентуки в Оахаке, городе, расположенном в часе езды от их деревни. В тот день ей до чертиков надоело бродить по торговым улицам мимо модных магазинов с вещами, которые она не могла себе купить. Вернее, могла, конечно же могла – спешила дать задний ход Алина, как только мысли ее принимали подобное направление, – могла, потому что у нее со Свеном был договор: она будет ездить с ним по таким вот арт-резиденциям, а он возьмет на себя все ее расходы. Однако уже во время первой их поездки он, как заметила Алина, слишком часто проверял свой банковский счет и при этом, не говоря ни слова, тяжко вздыхал.