Кентурион

Их-то Зухос и миновал. Он стремительно шагал мимо мастерских ткачей, гробовщиков и лакировщиков. Мимо многочисленных лавочек, торговавших саркофагами всех форм и размеров, грубым и тонким полотном, вытканным с благословения богини Нейт и шедшего на бинты для мумий, амулетами из малахита, халцедона, сердолика, лазурита в виде медальонов, ленточек, подголовников, угольников и треугольников, фигурками богов и ушебти – «ответчиков» и помощников в «стране вечности». Мимо чиновников, принимавших заказы от родственников умерших – они записывали на восковых табличках-церах имя и фамилию ушедшего на Запад, в страну Аменти, указывали, какие изречения начертать на его гробу, а какие на стенах усыпальницы, ставить ли статую в гробнице, устанавливать ли стелу, предлагали клиентам печатки из обожженной глины – их закапывали в землю, чтобы обозначить границы могильного участка. Вокруг каждого чиновника стояли кучки одетых в траурные одежды вдов, вдовцов и сирот, чьи лбы, а иногда и щеки были измараны нильским илом. Особенно большая толпа окружала управителя жертвенной бойни храма Амона, толстого и важного человека, разъяснявшего со снисхождением, какое освященное животное лучше принести на алтарь.

Зухос, одурев от жары, плаксивого вытья и громких соболезнований, прошел за ворота к большому бассейну, облицованному камнем, залитому раствором соды, в котором плавали тела покойников. Молчаливые хоахиты изредка вылавливали хорошо отмокший труп и совали его в сушилку с высокой каменной трубой – тяга была хорошая…

Обойдя бассейн, прикрытый легким навесом из жухлых пальмовых листьев, бывший жрец выбрался к низкому каменному зданию необычайной длины, Уходящему в перспективу – это был дом бальзамировщиков. Поежившись, Зухос перешагнул порог мрачного зала, выложенного камнем. В нос ударила смесь резких ароматов – разогретой смолы, мускуса, розового масла – и тошнотворного запаха мертвечины, чье разложение было прервано искусниками-тарихевтами.

Войдя со света, он ничего не увидел, а когда проморгался и вытер слезу, из полутьмы выделились длинные гранитные столы с телами умерших. Сутулые парасхиты, орудуя ножами и крючками, вскрывали трупы, раскладывая органы по разным сосудам.

Морщась и кривясь, Зухос прошел в следующий зал, продолжавший анфиладу. Узкие окна заливали зал рассеянным, но сильным светом. Здесь тоже стояли столы с препарированными мертвецами. Тарихевты в личинах Инпу, которого эллины звали Анубисом, обертывали мертвецов бинтами, пропитанными в священных маслах и эссенциях, врезали в мышцы амулеты и выпевали слова благодарения божествам. Пели тарихевты вразнобой, под ногами у них крутились мальчишки-прислужники в масках Хора, а тут еще плакальщицы добавляли вою – они сидели в головах и в ногах каждой мумии, одна с регалиями Изиды на голове, другая – со знаком Нефтиды, и голосили, голосили, голосили…

Один из тарихевтов заметил постороннего, и сорвал с себя маску, открывая возмущенное лицо.

– Вон отсюда! – закричал он. – Кто пропустил смертного в дом?! Вывести его отсюда!

– Утихни! – рявкнул Зухос, и тарихевт сомлел – его плечи опустились, голова поникла, а лицо обессмыслилось. – Отойдем, поговорить надо…

Тарихевт послушно отошел. Выбрав более-менее тихое местечко в первом зале, Зухос сказал:

– Мне нужно золото! Покажи, где ваша кладовая!

– Какая? – сонно спросил тарихевт.

– Та, где вы храните золото!

– У нас нет золота…

– Дай серебром!

– Вчера у нас еще лежало серебро, таланта два, но сегодня утром жрецы из Ипет-Сут забрали его…

Зухос взбеленился. Оглядевшись, он поманил парасхитов, и указал на тарихевта:

– Разделайте этого!

Парасхиты, послушные его воле, поволокли тарихевта на вскрытие. Тот не сопротивлялся, безучастно моргая и пуская слюну. Его положили на каменную столешницу и, вознеся молитву, приступили к делу. Тарихевт захрипел, забился под ножом, вскрывавшим живот, кровь обильно полилась, забрызгивая парасхитов, но те лишь утирались и продолжали кромсать живое тело. Когда коренастый парасхит с обширной лысиной по темечку, загнусавил гимн Нефтиде и взялся перекусывать ребра, несчастный тарихевт вздрогнул последний раз. И умер.

– Привет Осирису! – криво усмехнулся Зухос, повернулся и вышел.

Во дворе его дожидался верный Торнай и прочие слуги, казавшиеся ожившими мумиями. Столько же эмоций на лицах, да и лица такие же неподвижные, как у тех, кого оплакивали в доме бальзамировщиков.

– За мной!

Куда тут еще податься? В Дом Сети? А толку?

Зухос подумал-подумал и направился к Нилу. Злоба клокотала в нем, но выхода он ей не давал – время не пришло. Перейдя по крепкому настилу моста, удерживаемому на плаву корпусами барок, на остров, Зухос свернул с дороги, пересек дубовую рощу, посвященную Амону, и вышел на берег, открытый к Уасету.

Шел месяц атис, и вода в Ниле достигла самой высокой отметки. Река текла бурая, на гладкой ее поверхности закручивались водовороты, проплывали шапки грязной пены, ветки… Зухос встрепенулся – мимо пролетел длинноклювый ибис, белый, с черной головкой и хвостом. К счастью!