Керченская катастрофа 1942

Эту песню мы любили как-то по-особенному и пели немного на свой мотив, не так, как в кинофильме "Чапаев". У нас получалось более напевней, душевней и раздольней. Когда мы начинали петь, около нас всегда собирались бойцы. Да и мы сами чувствовали себя как-то роднее, ближе друг к другу, несмотря на уже заметную слабость, не было такого задания или такого дела, оказавшегося бы нам не по плечу. У Федоренко был хороший волнистый голос, немного с хрипотцой. Он душевно исполнял украинские народные песни, и больше всего ему удавались две песни: "Повій вітре на Вкраіну" и "Запрягайте коні в шори". Но когда в июле он затягивал "Запрягайте коні в шори", на него цыкали и приказывали прекратить.

В один из таких дней июля месяца, в предобеденное время, расчувствованные песней, молчаливые, взволнованные, я бы сказал торжественные, сидели мы на своих нарах. В это время на корточки поднялся Володя Волошенюк и попросил минуту молчания, хотя и так была абсолютная тишина. У него был вид человека, которого давно уже мучает какое-то невысказанное чувство или мысль. Волнуясь и часто сбиваясь, он заговорил: "Ребята! Уже несколько дней, а может, недель, я вынашиваю одну мысль, но все не решаюсь ею поделиться с вами. Каждый из нас прекрасно понимает, в каком положении сейчас мы находимся: продуктов уже никаких нет, кроме конфет и сахара. А ячмень, что мы добываем в поле, тоже скоро кончится. Почти у каждого из нас цинга, раненые умирают не от ран, а больше от истощения. И мы, здесь самые молодые, и мне кажется, самые выносливые, тоже понемногу начинаем сдавать. Иногда сядешь, и уже, кажется, никакая сила не может тебя поднять. Лишь сознание и долг перед товарищами и Родиной заставляет нас двигаться и выполнять ту работу, что от нас требуется, как от солдат. Мне кажется, что если в ближайшее время с Большой земли не будет помощи, то мы долго не протянем". На поднявшийся шум и крик он продолжал говорить немного громче: "Подождите же, баламуты бешеные! Не кидайтесь на меня прежде времени. Не заупокойную собрался я вам читать. Одно дело хочу вам предложить. И не думайте, что я вам буду предлагать самый позорный, самый низкий выход из создавшего положения. Нет! Чтоб мне никогда не увидеть солнечного Сочи, если у меня хотя бы была какая-нибудь подленькая мысль! Лучше я здесь сгнию, но совесть оставлю чистой! Хлопцы, я предлагаю так, на всякий случай, дать коллективное обещание, что если кто из нас останется жив, то чтоб о нас написал. Хоть немного, неумело, но знаете, такими хорошими, черт возьми, теплыми словами.

Пусть родные и знакомые знают, где мы сложили свои головы, пусть узнают, о чем мы думали и мечтали, и пусть простят, если мы что делали не так, но мы были верными сынами до конца жизни своей". Володя умолк и, взволнованный своей речью, ждал решения своих товарищей. После минутного молчания или замешательства от неожиданного предложения все задумались, замахали руками, бурно выражая свое согласие с Володей — этим человеком с неожиданностями.[282]

Мы все, курсанты, были комсомольцами, и я помню, что раз пять к нам приходил все тот же лейтенант в новой портупее и вел с нами беседы или это были комсомольские собрания. Но всякий раз он говорил, что сегодня на повестке дня такой-то очень важный вопрос и продолжал вести беседу. Беседы более походили на собрания, поэтому, кроме нашего выступления, требовалось еще и решение по этому вопросу. Первое такое собрание проходило перед отправкой бойцов на связь с Большой землей. На нем отбирались кандидатуры связных. Второе собрание проходило в период подготовки первой вылазки, где разговор шел об организованности и примере комсомольца в подготовке и проведении вылазки.