Керченская катастрофа 1942

Татьяну я нашел в Москве на Старом Арбате, где она проживала вместе с сестрой Верой Васильевной Струковой. Татьяна уже не могла за собой ухаживать, и сестра из Симферополя взяла ее к себе. Лелеяла она Татьяну, как маленького ребенка, хотя и сама жила на маленькую пенсию. Они жили в большой коммунальной квартире, перед нашей встречей Татьяна перенесла второй инсульт, передвигалась она, уже цепляясь за стены, опиралась и на руку сестры. Она была выше среднего роста, стройная, лицо в морщинах с чертами былой красоты. В разговоре шепелявила, часто теряла мысль. Она хорошо помнила допросы аджимушкайцев. Привезли их румыны, они были очень грязными, одежда рваная, в перевязках, у одного из пленных так распухли ноги, что пришлось резать сапоги. Другого способа снять их просто не было. Было еще 2–3 женщины. Я назвал фамилию Кохан, она несколько раз повторила ее, силилась вспомнить, но так и не вспомнила. В группе был один еврей, она имела в виду, конечно, Б. Дрикера. Был еще полковник, но он умер позже в тюрьме. Это был, конечно, Верушкин, который попал в плен несколько раньше последней группы во главе с Бурминым. Я спросил, были ли на допросах документы. Ответила, что они были, но все они были грязные и плохо читались, были списки, кое-какие личные дела и фотографии. Все это с трудом приходилось разбирать и изучать. Из руководителей Центральных каменоломен назвала только фамилию Пирогова. Затем сказала, что старшего группы (очевидно, Бурмина) отправили, как пленного, в Германию. О Поважном я забыл спросить. Моральное состояние пленных аджимушкайцев было тяжелое. Татьяна их успокаивала, им говорила: "Что Вы себя уже хороните, можно и нужно жить дальше". На первом же допросе начальник "СД" Цапп приказал накормить пленных аджимушкайцев, этим занималась Татьяна. Немцы были очень довольны окончанием сопротивления в Аджимушкайских каменоломнях. Докладывать об этом Цапп ездил в Берлин. Я спросил у Татьяны, были ли в "СД" собаки, могли ли их напускать на Парахина. Она ответила, что такие собаки были. Следователи в "СД" (Вюрц, Шопман, Люнау, Штеплер) сильно пили, лучшим из них был Люнау, он не так зверствовал, ибо был более пожилой. Там был еще следователь Фидероу, он был из советских немцев, за мародерство и другие гадости его расстреляли сами же немцы. Цаппа после войны, кажется, судили за кавказские дела. Кроме того, в следственном деле упоминались следователи "СД" Фингер, Брикиер Макс, Шмидт, Гозе и Гросс.

В моральном плане, как сказала мне Вера Васильевна, Татьяна чувствовала себя скверно. Ей постоянно казалось, что ей звонят по телефону и называют ее "фашисткой". Причем, к телефону она никогда не подходила. Вера Васильевна мне сказала: "Наша семья, да и сама Татьяна, никогда не были врагами советской власти, но вот Татьяна совершила оплошность и попала в засасывающее болото, из которого трудно было выбраться. Очаровал ее интеллигентный немец, с которым она первоначально беседовала".[244]

Естественно, что в начале поисков я приложил все усилия, чтобы найти кого-нибудь из последней группы плененных в Аджимушкае. К сожалению, прошли плен и остались в живых только трое из Малых каменоломен. Это были Поважный М. Г., Ильясов С. Ф. и Хамцова Л. Ф. Поважного Михаила Григорьевича, как неудивительно, я нашел в Керчи, куда он перебрался из Севастополя. Жил он в старом бараке и занимался заготовкой утиля. Жены у него не было, но он имел сына-подростка, прижитого им от какой-то женщины, которого он необыкновенно любил и баловал. Из его документов и рассказов я понял, что постоянной жены у него никогда не было, но все время были женщины, с которыми он сожительствовал. Правда, когда в Керчи он стал известной личностью, он женился вполне официально. Я нашел Михаила Григорьевича тогда, когда его еще никто не признавал как командира подземного гарнизона, хотя его имя стало уже появляться в центральной печати, но крымская печать о нем упорно молчала.

В поисках жилья Поважного М. Г. я долго ходил под дождем и сильным ветром, которые часто бывают в Керчи зимой и весной, по поселку Арщинцево (Камыш-Буруну). Сильно промокшим, я представился Поважному М. Г. Он очень обрадовался, что его "наконец-то посетил военный товарищ из центра". Видя мой жалкий вид, сразу же побежал в магазин и принес бутылку "для сугрева". Поважный М. Г. мне сразу понравился, я у него даже заночевал. Когда он разделся перед сном, я залюбовался его молодым, совершенно юношеским телом. Только морщины на лице выдавали в нем пожилого человека. Мне говорили, что некоторые люди после длительной голодовки становятся внутренне здоровыми, потом мало болеют, но умирают быстро, можно сказать на ходу. Потом я убедился, что такую же фигуру имел и Ильясов С. Ф.