Кэрель

Не разбираясь в тонкостях мужской любви, Робер решил, что мальчишка — это новое увлечение его брата. Он старался не смотреть на него. В туалете Мадам Лизиана попыталась мастурбировать. Сходство двух братьев снова повергло ее в страшное смятение. Роже был потрясен не меньше хозяйки, и когда, покинув «Феерию», он снова вернулся в тюрьму, его растерянность была так велика — употребим это гнусное, но точное сравнение, — что Жиль без труда подобрал ключик к его заднему проходу. Конечно, член у Кэреля, как она сама с легким укором заметила ему, вставал не до конца, но во всяком случае, этот член ее не разочаровал, ведь она так о нем мечтала. Этот член оказался тяжелым, плотным, массивным и вообще скорее мощным, чем элегантным. Наконец-то Мадам Лизиана почувствовала некоторое успокоение, настолько этот член был не похож на член Робера. Все-таки ей удалось обнаружить хоть что-то отличавшее одного брата от другого. Поначалу Кэрель не придавал особого значения заигрываниям хозяйки, но поняв, что может таким образом отомстить своему брату за все унижения, он решил воспользоваться ее благосклонностью. Когда он раздевался в первый раз, ярость и предвкушение близкого отмщения придали его жестам такую стремительность, что Мадам Лизиана решила, будто он сгорает от нетерпения овладеть ею. В действительности же Кэрель шел на эту битву, желая окончательно самоутвердиться. Любовная связь с настоящим легавым укрепляла его уверенность в себе. Теперь ему все было нипочем. Встречаясь с Ноно, он вел себя так, как будто между ними не существовало никаких тайных отношений, и его нисколько не удивляло, что тот, в свою очередь, тоже не спешит ему о них напомнить. На самом деле Марио просто забыл его предупредить, что Ноно благодаря его стараниям, был уже в курсе всего. Кэрелю оставалось лишь удовлетворить чувство мести. Мадам Лизиана раздевалась медленнее его. Нетерпение матроса восхищало ее. Она наивно полагала, что была причиной его лихорадочного возбуждения. Раздевшись только наполовину, она ждала, что нетерпеливый фавн со вставшим членом одним прыжком выскочит из листвы и опрокинет ее в волны беспорядочно разбросанных кружев. Он лег рядом с ней. Наконец-то ему предоставилась возможность доказать свою мужественность и посрамить брата. На следующий день он трахнул ее еще раз, через два дня — еще, наконец — в четвертый раз. Для того чтобы были лучше понятны истинные мотивы поведения Кэреля по отношению к лейтенанту, а также Марио, необходимо кое-что пояснить. Пребывание «Мстителя» в Бресте подходило к концу. Матросы знали, что через несколько дней они снимаются с якоря. Кэреля мысль о предстоящем отплытии повергала в глубокое смятение. Покидая землю, он оставлял незавершенными многие из своих опасных авантюр, а значит, упускал и свою выгоду. Теперь с каждым мгновением он все больше отдалялся от города и все больше привязывался к жизни на сторожевом корабле. Кэрель восхищался неограниченными возможностями этого огромного стального сооружения. То, что вскоре он мог объявиться в Балтике и даже еще дальше, в Белом море, делало его еще более значительным в собственных глазах: не отдавая себе в этом отчета, Кэрель уже начал обдумывать свое будущее плавание. На следующий день после того, как он впервые вступил в связь с Мадам Лизианой, и произошел инцидент, уже описанный офицером в его личном дневнике. Кэрель всегда, когда шел по улице, подтрунивал над встречными девушками. Он делал вид, что хочет их обнять, а если те не сопротивлялись, он их отталкивал. Иногда он их все-таки обнимал, но тут же начинал хохотать и гримасничать. Его самолюбие требовало, чтобы его способности обольстителя были признаны всеми. Изредка он задерживался с какой-нибудь случайно подцепленной по пути девушкой, но чаще даже не замедлял своих упругих размашистых шагов. Этот вечер был исключением. Довольный тем, что благодаря Мадам Лизиане ему удалось развязаться одновременно и с Ноно, и с Марио, и гордый оттого, что проучил своего брата, трахнув его бабу, он, победоносно насвистывая, спускался вниз по улице Сиам. Он был весел и немного пьян. Алкоголь горячил его кровь. Он улыбался.

— Ну что, милашка!