Керины сказки

– Вы все такие правильные, да?! Растёте тут на умняке, белками обосранные! Что с вами не так?! Какое вы имеете право издеваться над ней?! – Гаврилов указал на свою ёлку. – Она… Вы знаете, что она спасла мне жизнь? Она совершила подвиг! Кто из вас хотя бы раз совершил подвиг? Ради другого? Совершенно другого и даже чужого? Не прося за это ничего? А? Ну так и стойте молча, херачьте свой фотосинтез! А кто ещё чо про неё вякнет – так я одолжу у Зданюка бензопилу! В момент в гарнитур превращу! Это всем понятно?

Лес продолжал затыкаться.

– Пойдём, солнце. – Гаврилов нежно взял ёлочную дочь за лапу. – Найдём нормальный лес или парк, будем махать друг другу сколько влезет.

Ёлка высунула корни и двинулась с любимым лапа об руку. Сзади послышался грохот. Гаврилов обернулся: старая ель вырвала несколько здоровенных корней вместе с камнями и комьями черной земли, обнажив несколько старых сундуков, обитых коваными скобами с ржавыми навесными замками. Это было приданое.

…Через несколько дней мир узнал, что Наполеон не топил награбленное в иле Березины, а закопал клад под маленькой хиленькой ёлочкой. Ещё через пару месяцев Гаврилов получил свои законные 25 процентов.

…С тех пор жизнь Гаврилова изменилась. В семь часов вечера он выходит из головного офиса своей сети «Полиграфия, диджитал, всё для огорода» с видом на Кремлёвскую набережную. Он садится в услужливо поданный «Майбах» и несётся вон из Москвы – к своему поместью на берегу Истры. Там он выходит из машины и машет своей ёлке, которая растёт прямо у дома. А ёлка машет ему в ответ, и количество бабочек при этом с годами только увеличивается. Личный водитель Зданюк вытаскивает из багажника мешки дорогущего жирного чернозёма с каким-то безумным набором питательных минералов – сегодня у ёлки опять будет королевский ужин, а на «после шести» можно и забить. Гаврилов лично высыпает половину своей ёлке. Вторую половину он относит чуть дальше, где растёт старая маман, от корней до верхушки увешанная скворечниками и кормушками – птицы хоть как-то заменяют ей внуков и получают от старухи всю нерастраченную за столетия любовь. Тёща ворчит, но Гаврилов, научившись еловому, уже хорошо её понимает.

– Зинаида Ильинична! – Умоляет он. – Ну пожалуйста, будьте терпимей! Я не пересажу от вас яблони, и не надо на меня давить! Почему бы вам просто не жить с ними мирно?!… Ну конечно, да, я всегда у вас плохой. Приятного аппетита.

Махровая хвойная шовинистка считает лиственные недодеревьями, понароставшими в многострадальной русской земле.

Жители элитного посёлка разделились на два лагеря. Одни считают Гаврилова геем, другие – педиком. Но не построена еще колокольня такой высоты, с которой Гаврилову плевать на их мнение. После ужина он садится на плетёное кресло под своей ёлкой, и она кладёт ему на плечи свои изумрудные лапы. Вместе они листают каталог ужасно дорогих ёлочных игрушек – маме на днях стукнет 210, и надо успеть с заказом. Они тихо спорят, потому что у дерева и человека абсолютно разные вкусы. И иногда прислушиваются к треску старых ветвей – маман опять сцепилась с грушей на ровном месте…

…А наивный подлог купидона Шепелева всё же раскрыла итоговая небесная проверка. Но он отделался лёгким испугом. Официально стрелу всё-таки списали. На хорошее дело.

НАСТРОЙЩИК

Улитка доползла до середины лба. Значит, пора вставать. Клёпин открыл глаза и уставился на четверг. Четверг, в свою очередь, смотрел на Клёпина густой зябкой полночью, протекающей сквозь толстые корни вздыбленного пня. Гном потянулся, треская суставами, встал и отряхнулся от одеяльной листвы. Заправив бороду в штаны (так теплее, да и уменьшается вероятность запутаться в ней ногами и грохнуться в овраг), Клёпин взял ящик с инструментом и вышел из пня. Пора настраивать лес.

Первым делом – уменьшить ветер. Что-то он слишком наяривает. Гном достал ветряной ключ, вставил его в воздух (попал как обычно не с первого раза) и, прислушиваясь, немного покрутил влево. Вот так. Но седьмая берёза всё равно шелестит громче, чем нужно.

– Еремеева! – Грозно прикрикнул на неё Клёпин.

– Што.

– Доброй ночи. Чуууууть потише, ок?

– Так?

– Ещё… Ещё.

– Куда уж тише-то, Клёпин?!

– Вот что ты споришь постоянно, я не пойму? Подстраивайся под ветер, подстра… вооооооот! Вот! Стоп! Шикардос! Держи этот шум до трёх тридцати, потом штиль. Боже мой, а кто это так… Зубов!

– Джа, мон женераль? – Здоровенный лосина выглянул из-за кустов.

– Чавкай в до-миноре, я тебя очень прошу! Так, знаешь, утробно.

– Яволь. А ломлюсь через чащу нормально?

– Бог. Просто бог.

– Я подумал – может мне сымпровизировать? Добавить чуть настырности и громоподобной неповоротливости? Тогда валежник затрещит ярче, заиграет как-то по-другому и…

– Нет-нет, и так нормально. Сейчас ты хлёстко прорезаешь тишину. Я боюсь, что получится слишком… У нас же не «Кармина Бурана» в конце концов.

– Соглашусь.