Керри Болтон. Левые психопаты

Боже мой!!! Беспорядок, банальные экскурсы во все отрасли знаний, банальные размышления под тусклой масляной лампой; одичание в халате ученого – и с неопрятными волосами вместо того, чтобы одичать со стаканом пива; необщительный уход с пренебрежением всем этикетом и даже любым уважением к отцу. – Искусство связи с миром ограничилось грязным кабинетом, в классическом беспорядке которого, возможно, любовные письма от Женни и увещевания отца, написанные им из лучших побуждений, возможно, со слезами, используются для разжигания трубки, что, во всяком случае, было бы лучше, чем если бы они попали в руки третьих лиц вследствие еще более безответственного беспорядка. – И это здесь, в этой мастерской бессмысленной и бесцельной эрудиции, должны созреть плоды, которые дадут пищу тебе и твоей любимой, и должен быть собран урожай, который будет служить, чтобы выполнить твои священные обязательства!?»

Наконец, Генрих был честен со своим сыном. Он сказал Карлу то, что мы могли бы назвать неоспоримыми фактами, что он держал в себе, или на что только мимоходом ссылался из опасений ненароком обидеть своего сына:

«Я не стану мягкосердечным, поскольку я чувствую, что я был слишком снисходительным, слишком мало выражал свои обиды, и таким образом до некоторой степени стал твоим сообщником. Я должен сказать и я скажу, что ты вызвал у своих родителей много досады и мало или совсем никакой радости».

Генрих ссылался на «отчуждение» Карла от своей семьи, его отказ поддерживать с нею связь через письма или предпринимать хоть какие-то усилия, чтобы посетить своих родителей во время каникул, и отсутствие реального содержания в тех письмах, которые он действительно писал. Далее Генрих возвращается к недостаточному чувству семейной связи у Карла. Даже о Женни он думает только при необходимости:

«Я должен добавить также о жалобах твоих братьев и сестер. Из твоих писем едва можно увидеть, что у тебя есть братья или сестры; что касается доброй Софи, которая так страдала ради тебя и Женни, и настолько щедра в своей преданности тебе, то ты не думаешь о ней, когда она тебе не нужна».

Следующий пассаж указывает на дальнейшие черты социопатии, на полное отсутствие у Карла человечного отношения даже к его родителям и родным братьям. Недостаток сочувствия оставался у Маркса даже в его отношениях с Женни, чего боялся Генрих, как и того ада, в который Карл отправит ее и своих детей:

«Несколько раз мы не получали от тебя ни одного письма в течение многих месяцев, и в последний раз это было тогда, когда ты знал, что Эдуард был болен, мать страдала, и я сам чувствовал себя не хорошо, и кроме того в Берлине бушевала холера; и как будто даже это не призывало к извинению, твое следующее письмо не содержало ни слова об этом, но просто несколько плохо написанных строчек и отрывок из дневника под названием «Посещение», который я вполне откровенно предпочту выбросить, а не прочитать, сумасшедшая халтура, которая просто показывает, как ты тратишь свои таланты и проводишь свои ночи, рождая монстров; что ты идешь по стопам новых антиморалистов, которые извращают свои слова, пока они сами уже не слышат их; кто называет поток слов продуктом гения, потому что это лишено идей или содержит только искаженные идеи».

Презрение, которое Маркс испытывал к массам, было небрежно выражено им в его корреспонденции. Адольфу Клуссу он писал: «Нет больших ослов, чем эти рабочие... Посмотрите на наших «мастеров». Печально, что мировую историю приходится делать с такими людьми». И своему самому близкому другу и покровителю Фридриху Энгельсу он писал: «Когда этим утром мы искали номер в отеле «Европа», к счастью произошло так, что 60 французов готовились уезжать, в то время как с другой стороны пароходы, загруженные новым человеческим мусором, еще не прибыли». Это презрение к человечеству, которое было выражено в стихах его юности, тех самых, что так беспокоили его отца, никогда не покидало Маркса, даже тогда, когда он лживо пытался выдать себя за самого известного защитника «народа». Это было разрушительное презрение, выражавшее характерный для социопата недостаток сочувствия.

Генрих видел безумие в своем сыне и в разрушительности его глупой прозы. Несмотря на недостаточное благосостояние семьи, семья Маркс давала Карлу 700 талеров в год. Генриху спрашивал, почему это было необходимо, если даже сыновья богатых семей живут на 500 талеров? Генрих спрашивал, что сделал Карл, кроме того, что он в один день построил, а на следующий день разрушил, даже свои собственные работы, не поглощая и не используя при этом идеи других. «В конце болеет тело, и разум приходит в расстройство». Не достигнуто ничего осязаемого, «в то время как обычные маленькие люди» продолжают двигаться к более достойной жизни. После всего этого Генрих уверил Карла, что вышлет ему 160 талеров, и что он надеется, что сын посетит его на Пасху. В 1838 году Генрих Маркс умер. В феврале, уже болея, он написал Карлу, и уверил его в том, что все еще любит его. Он умер три месяца спустя. Карл так и не поехал к нему на Пасху.