Кэрри в дни войны

На самом же деле он собирался сказать: «Папе было бы интересно взглянуть на этот храм». Их отец был археологом. Несколько месяцев назад, весной, он умер. Сейчас был август, они впервые отправились в путешествие без него. Они ехали через Уэльс к морю, и Кэрри внезапно свернула с шоссе в узкую долину, где, объяснила она, они с дядей Ником жили во время войны, и спросила, не хотят ли они остановиться тут на ночь и посмотреть. Им не очень хотелось. Шахтерский городок казался неприветливым и мрачным, а в единственной его гостинице пахло перебродившим пивом и картошкой с салом. Но Кэрри вдруг так изменилась, заулыбалась, заволновалась и выпрямилась, что никто из них не осмелился сказать «нет».

Теперь, глядя на нее, старший мальчик решил, что напрасно он этого не сделал. Ее спокойствие и радость исчезли, улыбалась она криво, а лицо ее стало каким-то мятым. Как старый носовой платок, подумал он. Возможно, ее утомили крутой подъем и жара, но, по-видимому, не только это. Она, казалось, никак не могла на что-то решиться.

— Нет, по-моему, не очень далеко. — Голос ее был ровным, как всегда. — Конечно, все выглядит совсем по-другому, как бывает, когда возвращаешься куда-нибудь после большого перерыва, но, мне думается, я не все позабыла… Вон там, где дорожка делает поворот и виден туннель… Да, вот оно! Первое тисовое дерево!

Между тем местом, где они остановились, и черной горловиной туннеля в горе был проем. Насыпь уходила в глубокий овраг. Вместо ясеня и лесного ореха, в которых танцевали, испещряя их пятнами света, лучи солнца, появилась чащоба из старых, в наростах тисовых деревьев.

Они стояли на насыпи и смотрели вниз в темно-зеленое безмолвие, в котором не слышалось даже пения птиц. Малыши прижались к Кэрри.

— Испугались? — улыбнулась она. — Чего же тут бояться? Нет никого, одни старые деревья, хотя дядя Ник тоже, бывало, боялся, когда мы туда спускались. Он был еще совсем ребенок! Он боялся даже черепа, который ему показала Хепзеба. А что в нем было страшного? Рассказать вам про череп? Это был череп маленького африканца, которого привезли в Англию во времена работорговли. Считалось, что, если вынести этот череп из дома, стены рухнут…

Старшему мальчику не понравился ее тон; таким тоном взрослые говорят, когда стараются занять детей.

— Слышали мы эти истории, — сказал он. — Про черепа и прочее! Чепуха, ей-богу!

Кэрри посмотрела на него.

— Альберт Сэндвич тоже говорил, что это чепуха. Он утверждал, что череп сохранился, по-видимому, от поселения, существовавшего в бронзовом веке. Можно узнать в Британском музее, говорил он и предлагал отвезти череп, когда кончится война, в музей. Он интересовался такими вещами. — Она помолчала. — Папе тоже было бы интересно, правда? Альберт был во многом похож на папу.

Она улыбалась, но голос ее был напряженным, будто она старалась справиться с собой. Может, так оно и было, потому что она вдруг глубоко и порывисто вздохнула и, оставив детей, спустилась к тому месту, где из насыпи торчал плоский камень. Она встала на него, и ветерок заиграл ее волосами.

— А вот и дом, — сказала она. — Идите сюда, посмотрите.

Они подошли к ней и взглянули туда, куда она показывала, в прогалину среди тисов. Далеко внизу лежала Долина друидов, на краю которой, как в изгибе локтя, укрылся кукольный домик с высокими трубами.

— А вот и тропинка, — заметила дочь Кэрри. — Немного скользко и грязно, но, если хочешь, можем спуститься вниз.

— Зачем? — пожала плечами Кэрри. — Нет смысла. Там никто не живет. Да там и некому теперь жить.

Они снова посмотрели вниз.

— Одни руины, — подтвердил старший мальчик.

— Да, — согласилась Кэрри. Голос ее снова потускнел. Словно она заранее все это знала, но не теряла надежды.

— Все равно можем спуститься.

— А потом лезть назад?

— Вот уж ленивый-то! Ленивый толстяк!

— Сам ленивый! Пошли спускаться, тут не очень далеко.

— Нет, — резко сказала Кэрри. Собственная резкость удивила ее. Закрыв рукой рот, она издала какой-то странный, дрожащий смешок и взглянула на детей.

Они во все глаза смотрели на нее и видели, как ее лицо заливает краска. Она вынула из кармана темные очки и надела их. Теперь ее глаз не было видно.

— Извините, — сказала она, — но не могу. Правда, не могу. Честное слово. — И снова засмеялась тем же странным смехом. Похожим на плач. — Извините, — повторила она. — Тащила вас в такую жару. Какая глупость. Но я хотела показать вам… И самой еще раз посмотреть. Нам с Ником здесь было так хорошо. Я думала… Я надеялась, что именно это мне и вспомнится.

Дети молчали. Они не понимали, о чем она говорит, но чувствовали, что их мать чего-то боится. И им тоже стало страшно.

Она поняла это. Глубоко вздохнув, она неуверенно улыбнулась.

— Простите меня, мои хорошие. Все в порядке. Не волнуйтесь за меня.

«Далеко не все в порядке», — подумал старший мальчик. Взяв ее за руку, он сказал:

— Пошли обратно. Вернемся как раз к чаю.