Кэрри в дни войны

Но он сердился на Хепзебу, и, думая об этом и в тот вечер, когда она лежала в постели без сна, и во время занятий в школе, Кэрри решила, что должна ее предупредить. Альберт сказал, что мистер Эванс взбесится, когда узнает о завещании, оставленном миссис Готобед. И Альберт оказался прав. Мистер Эванс действительно разозлился, но не на миссис Готобед, а на Хепзебу, потому что она, мол, «лишила его его законных прав». Он кричал, что затаскает ее по судам, что звучало очень грозно. И если он в самом деле причинит Хепзебе неприятности, то виновата будет она, Кэрри, хотя она вовсе не хотела накликать беду, а лишь выполнила данное ей поручение. Но когда она думала об этом, перед ее глазами вставала странная картина: будто бы она, ни о чем не подозревая, снимает крышку с какого-то ящика, а оттуда вылезает что-то черное и бесформенное…

Весь день ее преследовало это видение, и только занятия кончились, как она уже бежала вдоль железнодорожной линии, и ей казалось, что и здесь за ней гонится черное крылатое существо. Она бежала быстрее и быстрее, боясь оглянуться, но в сердце ее теплилась надежда: как только она добежит до кухни Хепзебы, она будет вне опасности.

Но мистер Эванс уже побывал там до нее…

Она сразу это поняла. Хотя с виду ничего вроде не изменилось — на одном конце стола сидел за книгами Альберт, а на другом Хепзеба делала яблочный пирог, тыкая вилкой в тесто, чтобы по краю получилась оборочка, — тем не менее ощущение было такое, словно погас свет. Потемнело в кухне, потухли их лица…

— У нас сегодня был посетитель, Кэрри, — сказал Альберт. Он сидел с каменным лицом, и она поняла, что он считает ее виноватой…

— Что удивительного в том, что он захотел прийти и попрощаться с сестрой? — спросила Хепзеба.

— Он приходил рыться в ее вещах, — возразил Альберт.

— Он ее ближайший родственник, Альберт, — вздохнула Хепзеба. — Он имеет право здесь распоряжаться.

— И приказать тебе убираться отсюда? — спросил Альберт ледяным тоном. — На это он тоже имеет право?

— Он предупредил меня за месяц — какие могут быть претензии? — спокойно рассудила Хепзеба. — За это время я, может быть, что-нибудь найду. Думаю, это будет не очень трудно, на фермах не хватает рабочих рук, потому что мужчины ушли на войну. Я готова работать за еду и кров, а силы у меня пока есть. И мистер Джонни тоже может работать. Он умеет управляться с коровами и с овцами, особенно во время ягнения.

— Но, Альберт, ты же сказал, что они могут жить здесь! — вскричала Кэрри.

— По-видимому, я ошибся.

— Но ты мне сказал…

— А ты передала ему, да?

— Перестань, Альберт, — остановила его Хепзеба. Она чуть улыбнулась Кэрри. — Завещания не существует, и ничего не поделаешь! Мистер Эванс звонил в банк и ее лондонским адвокатам, и нигде никаких следов. Бедняжка, по всей вероятности, выдавала желаемое за действительное, упокой, господи, ее душу! У нее были добрые намерения, она считала, что завещание составлено, так часто бывает с людьми, которых мучают боли. Винить ее нельзя.

— Я ее и не виню, — упорствовал Альберт.

Хепзеба поглядела на них, потом поставила яблочный пирог в духовку, захлопнув дверцу с такой силой, что несколько угольков выпало на решетку. Она подобрала их, поправила огонь и сказала:

— Даю вам время помириться, пока пирог в духовке. Иначе я с вами поговорю как следует. Нынче у меня терпение кончилось.

Альберт встал, показав головой на дверь.

— Пойдем. Делай, что она велит.

Они вышли из кухни и, миновав холл, поднялись наверх по натертой до блеска лестнице. На площадке одна дверь была полуоткрыта, и Кэрри увидела застеленную шелковым покрывалом кровать и задернутые шелковыми занавесями окна. Спальня миссис Готобед!

Она замерла, сердце ее стучало.

— Она там?

На лице Альберта было написано презрение.

— Ничего бы с тобой не случилось, если бы и была, но ее там нет. Она внизу, в гробу. Я вовсе не собирался тебе ее показывать.

Он распахнул дверь настежь. В большой сумрачной комнате пахло розами. На столе стоял большой букет, который отражался, как и она сама, в десятках зеркал. Они покрывали все стены. И когда Альберт открыл дверцы гардероба, чтобы показать ей туалеты миссис Готобед, вся комната превратилась в радугу из красок.

— Ее платья, — прошептал Альберт. — Все ее платья.

— Двадцать девять, — сказала Кэрри. — По платью в год, пока был жив ее муж.

Альберт удивленно замигал, потом пришел в себя и заговорил, еле сдерживаясь от гнева:

— Твой мистер Эванс! Знаешь, что он сделал? Он поднялся сюда, пересмотрел их все, пересчитал и переписал. А потом сказал Хепзебе, что она будет отвечать, если хоть одно пропадет. Как будто она способна украсть! Хепзеба не сказала, что он еще ей наговорил, но я уверен, именно из-за того, что она молчит, ничего приятного он ей не сказал. А ты как думаешь?

Кэрри согласно кивнула головой. «Змея, пригретая на груди». Неужели он сказал это Хепзебе прямо в лицо?

— И лазил здесь по всем ящикам, — добавил Альберт. — Рылся в шкатулке с драгоценностями.