Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга II

– Имелась в этом деле маленькая хромота: чем мощнее или замысловатее был амулет, тем раньше следовало обращать к нему простого человека. В ранней юности, в детстве – то есть до того, как соткётся плат его судьбы… И были всяческие коллизии. Тот же Гердан Безумный… или Железноногий Акепсий со своими адептами нищебродного Бога… Но это уже о другом. Так вот, столь могущественному амулету, каков есть Белый Лев, требовалось посвятить ребенка не старше трёх лет от роду. И – началось… Это походило скорее на принесение в жертву. Первым был кесаревич Блажен – умер от мозговой горячки неделю спустя. Потом – дочка Радимира от азашки Вевеи, Наталия. Её насмерть закусали пчелы… Это чуть не стоило Домнину головы. Всё же старичку удалось как-то убедить кесаря, что старается он за-ради его же блага. Третьей жертвой стал неизвестный мальчик – возможно, сирота, подкидыш… – Апостол задумался. – Подозреваю, что их было больше. Много больше. Но в конце концов Домнин нащупал какой-то способ защитить малюток… Поэтому последних оставшихся у кесаря законных деток он посвящал Белому Льву уже без особого риска.

– Так и Войдан, получается?..

– Здесь тоже хромота: Белый Лев столь причудлив, столь прихотлив, что сам выбирает, кому подчиниться. С Войданом у него не сложилось…

Алексей подумал: сказать или не сказать? Если скажу… то что? А если не скажу…

– Очевидно, у него не сложилось и с Отрадой. Во всяком случае, так утверждают монахи Ангела. Они сказали, что на лице земли сейчас нет человека, посвящённого Белому Льву.

– Они создали Маленький Мир?

– Да.

– И давно?

Алексей постарался вспомнить. Что-то произошло с течением времени, и всяческие срока и даты: дни, недели, месяцы, – казались ему теперь чем-то не имеющим подлинного смысла, как заученные наизусть слова неизвестного языка.

– В середине августа.

– Уже, наверное, развалился…

– Ангел прилетал три дня назад. Звал.

– Тогда – надо идти. Идём?

– Хорошо, – просто сказал Алексей. – Утром. Рано утром.

Глава вторая

Мелиора. Поместье Пактовиев

Алексей спал и не спал. Тревога, привычная, как ломота в давней глубокой ране, обострялась в такие часы.

Счастлив тот, кто уверен. У-верен. У-веровал. Счёл нечто за истину – без каких-либо к тому оснований…

И наоборот: плохо, когда знаешь, что даже земля под твоими ногами может оказаться лишь ковром, прикрывающим бездонную пропасть.

Кто он – тот, кто пришёл? И даже если он полагает, что говорит правду, – знает ли он эту правду сам?

И – кто я? Тот ли, за кого себя выдаю?

Почему я решил идти с ним? Легко нарушил данное самому себе слово – и никакого раскаяния?

Что я ищу? Вернее: что я хочу найти?

Нет ответа…

Но утром, ещё до восхода, я сяду на коня, подсменный рядом, Аникит за спиной… и буду рыскать по разорённой стране, убивать кого-то, кто ещё не умер сам, подставлять себя под чужие удары… и, кажется, всё это лишь для того, чтобы не думать и не ждать.

Я… убегаю?

Вроде бы нет. Скорее, избегаю. Но – избегаю чего?

Нет ответа.

Может быть, гость прав – и мы изредка думаем и делаем нечто не своё? Но это вроде торопливого оправдательного слова в суде. Со ссылкой на некие обстоятельства, не могущие быть проверенными.

Да. Это оправдание без объяснения.

Или объяснение без узнавания истины.

Той истины, которой, возможно, не существует… или которую мы просто не желаем принять ни при каких обстоятельствах.

И поэтому приходится действовать наугад, ошибаясь, утыкаясь в тупики, возвращаясь – или же падая…

Снаружи начало сереть, когда Алексею послышалось тишайшее шуршание под окном.

Мелиора. Юг. Порт Петронелла, столичный город Вендимианов

Отрада дёрнулась, как от удара, и вскочила. Сердце колотилось, не отпускал страх. Но не было ни пламени, ни криков. Приснилось! – выдохнула она.

Мелитта зашевелилась на своей лежанке. Тихо, тихо, прошептала Отрада, только не просыпайся… Мелитта послушно затихла.

Постель была слишком душной. Отрада быстро смирилась с необходимостью сетчатого полога – от комаров; но ей так и не удалось заставить нянек переменить перину на волосяной матрац.

После всего… смешно. Она боялась даже простыней.

Боялась испачкать их собой…

А ведь не было ничего такого… пачкающего. Можно сказать, вообще ничего не происходило: её со всеми возможными удобствами и даже с определённым почётом содержали в лагере, разбитом на плоской вершине невысокой горы, этакого острова посреди болот; множество таких же гор виднелось по сторонам, и Тальбо Серое Перо, пожилой одноглазый воин, приставленный к ней в качестве дядьки, говорил, что трудно найти более недоступные для некрылатых участки суши…

Зато крылатые чувствовали себя здесь отменно. Часто прилетали высокородные Иргуташкхерронго-чрокхи; в один из дней их собралось до двадцати. Отрада понимала, что решается её судьба, может быть, и самая жизнь – но не испытывала никакой тревоги. Может быть, потому, что полюбила гулять вдоль края обрыва и заглядывать в манящую бездну. Это ведь совсем недолго, говорила она себе.

Разбежаться…