Кесарево сечение

– Петр Янович! – я поднял ладони. – Мне все ясно, но мне кажется, что для этой задачи больше подходит Валерий Алексеевич.

– Это тебе только так кажется, – ядовито произнес Гиря. – Валера – паникер, поэтому вокруг него всегда возникает ситуация паники. А здесь требуется как раз обратное: гасить в зародыше. Глеб, я лучше тебя знаю, кто и на что способен. Решение уже принято и даже утверждено Шатиловым. Документы готовятся. Вместе с тобой отбывает Бодун – он придается тебе со стороны Асеева и будет сопровождать везде. Эндрю со своей группой также будет тебя сопровождать. Имей в виду, они будут вооружены, и имеют указание выполнить любой твой приказ.

– Петр Янович…

– Я уже шестьдесят лет Петр Янович! – рявкнул Гиря. Потом успокоился и продолжил официальным тоном: – Челленджер стартует с лунной базы через неделю. Капитан в курсе твоей миссии и твоих полномочий. Он берет вас на борт и вы будете на месте спустя еще четыре недели. К этому времени вся группировка передаваемых КК будет уже на подлете. Все капитаны в курсе проводимой операции и все действия будут согласовывать с тобой. В точках рандеву сменяемые экипажи заберут наши рейдеры. Они прибудут на место раньше и лягут в дрейф. На борту имеют мощные быстроходные люггеры, разгонные туеры не будут отстыкованы, то есть, при необходимости рейдеры смогут действовать, оперативно меняя траекторию. Чуть позже туда же прибудет еще один рейдер – на всякий пожарный случай.

Я поежился, придавленный грузом ответственности. Гиря это заметил и ухмыльнулся.

– А ты рассчитывал и дальше прохлаждаться в местных кулуарах? Нет, брат, для этих дел у меня теперь помощников хоть отбавляй. Все коллеги многозначительно переглядываются и перешептываются, хотя никто толком не понимает, что же происходит на самом деле. Но энтузиазм, уж не знаю почему, достиг точки кипения. Как думаешь, в чем тут дело.

– Вероятно, рутина заела. А тут что-то новое затевается, – сказал я.

– Угу, – буркнул Гиря. – Знали бы они, что именно… Короче, собирайся, и с богом! Насчет женитьбы я, конечно, погорячился, да и не мое это дело. Но все же… У тебя три протокольных дня. Поговори с Валентиной, успокой. Я тоже поговорю. Наталья Олеговна на время твоего отсутствия поживет у вас – это я с ней уже согласовал. Все, иди, собирайся.

– Петр Янович, доктора намекают, что роды у Валентины будут тяжелыми.., – произнес я жалобно.

– Я в курсе. – Гиря помолчал. Потом сказал серьезно: – Глеб, ни ты, ни я на это повлиять не можем – это дело врачей. А бегать кругами и дежурить под окнами родильного отделения – бессмысленно. Это удел неуравновешенных личностей, и при любом исходе не более чем затычка для совести. Чтобы задним числом можно было сказать самому себе, мол, я же беспокоился, я ночи не спал… Я не меньше твоего волнуюсь за Валентину, и прослежу, чтобы все было сделано своевременно. А уж как за этим проследит Наташа – будьте благоуверенны!

Валентина приняла сообщение о моем отбытии стоически.

– Надо, так надо, – сказала она, – потом приедешь и все расскажешь.

– А как же ты тут без меня. Ведь роды-то через полтора месяца – я не успею вернуться.

– Вот и хорошо. Я где-то читала, что на последних неделях беременности женщина становится некрасивой, мнительной и раздражительной. На этой почве часто возникают ссоры и семейные скандалы.

– Похоже, Валюша, ты тут без меня припала к источнику мудрости, и черпаешь из него полными горстями. Интересно, где он находится?

Валентина фыркнула:

– От скуки и не к тому припадешь… Читай роман "Война и мир". Там князь Андрей…

– Ага! – невольно воскликнул я.

– Что означает это твое "ага"? – немедленно заинтересовалась Валентина.

– Классики начиталась. А в твоем положении классику читать нельзя.

– Это еще почему? – в голосе Валентины прорезались сварливые нотки.

– Все классики были помешаны на драмах и трагедиях. Им нужны были драматические эффекты для демонстрации своих литературных дарований. Мудрость и знание жизни в повествовании необходимо было разжижать сильными чувствами и резкими телодвижениями для обострения восприятия читателей. Вспомни, вокруг чего у них все вертится: то стреляются, то травятся, то под поезд бросаются…

– То он бросает ее в положении и исчезает невесть куда, – немедленно поддержала Валентина. – Стало быть, у нас с тобой классическая драма?

– Ну.., – я несколько стушевался, не понимая, куда она клонит.

– Тогда все в порядке, – констатировала она.

– В каком смысле? Тебе зачем-то понадобилась драма? Но, надеюсь, ты этим ограничишь свои потребности – трагедия не понадобится?

– Все хорошо в меру, – рассудительно сказала Валентина. – Войди в мое положение. Сижу тут, кисну, живот растет, повлиять на это я никак не могу. Куда прикажешь мне девать природный темперамент и чувственность натуры? Когда мне сказали, что, возможно, придется рожать кесаревым, я даже обрадовалась. Почувствовала себя героиней.

– Романа, – подсказал я.

– Угу.

– Стало быть, обыденность бытия тебя угнетает.

– Коненечно же угнетает. Все живут полнокровной жизнью: травятся, бросаются под поезд, а я…