Кесарево свечение

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ну вот и отлично. Старикашки Горелики провели большой плодотворный день. Мир нас не забыл. А сейчас, моя дорогая, пойдем переоденемся для встречи с нашим Гостем. Надеюсь, ты не забыла, что сегодня мы его угощаем настоящим гусем – точно таким же, каким потчевали «арзамасцев», – пропеченным на славу, с хрустящей кожицей. И в сопровождении «Перье-Жуэ».

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А может быть, лучше «Татинже»? Я однажды так надралась «Татинже», всех растормошила до колик. Когда это было, не помню. Вот он, склероз! Такие события выпадают из памяти! Дом, ты не помнишь, когда я надралась «Татинже»?

ДОМ. Всего лишь час назад, мадам, в Букингемском дворце.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А ведь верно! Нет, Славка, что ни говори, но у нас с тобой чудесный остроумный Дом.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Вот чем хороша обеспеченная старость: можно обзавестись таким чудесным остроумным Домом.

Хихикая и даже слегка подтанцовывая в предвкушении приятного вечера, старики удаляются во внутренние покои.

Дом, снова в виде почтенного джентльмена-дворецкого, проходит по сцене, зажигает свечи – очевидно, в стиле предполагаемого виртуального ужина – и присаживается к бару.

ДОМ. Все-таки забавные старики. Большую часть своих жизней эти Славка и Какашка Горелики спасались от прессы и от светских тусовок. Всегда темнили со своими отъездами и приездами. Собираются, скажем, в Испанию, а пускают слух, что едут на Мальту. Едут, предположим, в Тбилиси, а друзьям говорят, что их ждут в Афинах. Даже и теперь, когда они, в общем-то, никому не нужны, продолжается то же самое. Утром он заявляет, что направляется в Кейптаун, а сам заказывает орбитоплан до Аделаиды. Так же и она: сетует на китайские формальности в Москве, едет как бы в Копенгаген, а сама делает пересадку на орбите и приземляется в Лондоне. И оба довольны: оторвались, сбили с толку докучливую прессу! Ну что ж, не будем их строго судить, ведь скоро в их жизни произойдет важное интересное событие.

Исчезает так же незаметно, как и появился. Хлопотливо, словно зазевавшиеся слуги, в глубине сцены прокатываются Петух и Попугай.

Возвращаются Мстислав Игоревич и Наталья Ардальоновна. С богемной изысканностью они облачены в длинные парчовые халаты; она в солнечно-оранжевый, он в лунно-синий. На головах у обоих красные санкюлотские колпаки.

«Плодотворный день», очевидно, все-таки сказался на их физической форме. Оба одряхлели и согнулись. Впрочем, хихиканье и обмен шуточками не прекращаются.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Славка, что ты так весь трясешься? Переутомился, мальчик? Небось трахнул там, в Аделаиде, какую-нибудь австралопитечку?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. А ты, Какашка, небось опять короля Билла за конец подержала? Когда же ты успокоишься, хулиганка? Эти сексделишки с главами государств так просто не кончаются. Вспомни, как в конце прошлого века американские республиканцы приревновали своего президента к еврейской девушке, чем это обернулось, какие огромные территории отпали к китайцам.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ой, Славка, не смеши, я сейчас на куски развалюсь. Все пересаженные органы трясутся. Фьюз! Где мой верный Фьюзик? Спасай! (Подсоединяется к соответствующей поверхности аппарата.) Славка, присоединяйся, а то от тебя один только тореадорский солоп останется.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (предлагает и свою руку заботливой машине). Ну, Фьюзон, давай-ка, пройдись в темпе по всем двенадцати индексам!

ДОМ (сухо). Он сам знает, по чему надо пройтись.

Аппарат усиленно пульсирует огнями.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ох, какая все-таки неслабая штука этот Фьюз! Слава тому, кто ее изобрел!

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А кто, кстати, ее изобрел?

ДОМ (еще суше). Ее изобрел Овал.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ И НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Слава Овалу!

Отходят от Фьюза вновь помолодевшие, достаточно упругие. Какаша даже изображает фламенко, щелкает как бы кастаньетами. Слава как бы полощет в руках мулету с некоторым намеком на тореадорские качества.