Кёсем-султан. Дорога к власти

– Пожалуй… – нехотя согласилась Кёсем. – Но отложи до следующей недели.

– Госпожа, у нее и так уже два десятка розог с прошлой недели отложены…

– Да? Тогда распорядись, пусть все полсотни сразу и выдадут. А если еще хоть раз повторится что-то в этом духе, сразу вон из гарема.

– Правильно, госпожа. С такими замашками ей не место в нашем Дар-ас-Саадет… В наложницы к какому-нибудь провинциальному беку и то жирно.

– Тсс, молчи…

Они забылись, но девчонки их не услышали, тоже забылись. Говорили о… ней, Кёсем. О том, что она никогда не спит. Закутанная в черный плащ, по ночам шастает вокруг гаремных павильонов, высматривает, вынюхивает тех, кто нарушает запреты… И будто при ней всегда два евнуха, огромные эфиопы, у одного – громадный кнут, у другого – ятаган в два локтя длиной. Заметит хасеки нарушительницу – и прикажет одному из них…

Кёсем с усмешкой окинула взглядом Кара-Мусу. Тот лишь руками развел.

– Девочки, я боюсь! – тихонько проныла та гедиклис, что декламировала нравоучительную кыту. – Давайте в спальни возвращаться…

– Ну да, вот прямо сейчас на тебя из темноты выпрыгнет страшная Кёсем, – насмешливо сказала маленькая танцовщица, – и прикажет евнухам тебя на куски разрубить. А потом останки твои в плащ замотает, унесет к себе в палаты – и съест!

И снова, мгновенным движением сбросив с себя простыню, взмахнула ею, как «плащом Кёсем», будто собираясь накинуть его на свою собеседницу. Та взвизгнула, если можно так назвать подобие визга, прозвучавшее шепотом.

– Дура ты, – упрекнули ее. – Тебе уже в наложницы пора, а все еще сказкам веришь! Ну сама подумай, часто ли у нас по ночам просыпаются от воплей и свиста кнута? А часто ли бывает, чтобы какая-то девушка исчезла, а потом нашлась обезглавленная или не нашлась вовсе?

Кёсем снова переглянулась с Мусой. Люди во дворце порой… исчезают, при прошлых султанах такое было чаще, однако и сейчас, увы, случается. Без этого дворец не стоит. Но гарем она от такого пока уберегала.

– А вообще-то, она и вправду может по ночам бродить… – задумчиво произнесла все та же танцовщица. – Чего ей в самом деле на безмужней постели тоску до утра тянуть…

Кара-Муса чуть не поперхнулся. Стоял, безмолвный и неподвижный, как истукан из черной бронзы. Готов был услышать «Сто!», готов был услышать «Смерть!», готов был услышать «Чтоб завтра же ее, мерзавки, духа в гареме не было, а куда и за какие деньги продать, не имеет значения, только проследи, чтобы хозяин был из самых немилостивых!». Но его повелительница молчала. А потом сказала вовсе не то, что он ожидал.

– Ты пока ее оставь, – вот что сказала она. – Я за ней сама присмотрю…

Глава 4. Хаяли

«Создатель образа», управляющий куклами второго плана в театре теней о Карагёзе и Хадживате

– Фиглярка! Дешевка калькуттская! – выкрикнула Фатима, одолеваемая бессильной злобой, а ее товарки даже слов не нашли, только шипели от возмущения, словно драные кошки.

Фатима вот нашла словечки, пусть и глупые, потому и верховодит этими дурехами. Впрочем, и сама она не больно-таки умна – поначалу циновкой расстилалась перед «великой Кёсем» и умоляла не гневаться на глупую (вот уж действительно глупая!) да ленивую гедиклис, от работы отлынивающую. И не захихикай так не вовремя не менее глупая Мейлишах, сама Фатима ни за что не догадалась бы о подмене и не сообразила бы, что в драгоценном халате хасеки и с по-праздничному раскрашенным лицом выступает всего лишь Кюджюкбиркус! Та самая Кюджюкбиркус, с которой Фатима и словом-то переброситься посчитает зазорным. Глупая Фатима, ленивая и медлительная, даже оскорбления свои в спину выкрикнула, потому как вовремя не нашлось нужных.

И Кюджюкбиркус, гордо шествуя прочь по коридору, позволила легкой самодовольной улыбке чуть изогнуть губы, подведенные соком перетертых ягод. Совсем чуточку. Даже случись навстречу кто, не заметил бы в выбеленном рисовой пудрой и накрашенном «под Кёсем» личике никаких изменений. Не лицо – личина, маска гордости и надменности истинной хозяйки султанского гарема, что бы там ни воображал о себе старший евнух кызлар-агасы Мухаммед или даже сама Халиме-султан. Хотя Халиме-султан – валиде, почтенная матушка султана Мустафы, а Кёсем – всего лишь хасеки, любимая игрушка, одна из многих. Да только вот валиде лишь в том случае главнее хасеки бывает перед глазами не только султана, но и всего гарема, когда валиде умна. А Халиме-султан прожитые годы одарили разве что морщинами, но никак не мудростью. Вот уж действительно живое подтверждение того, что старость не снадобье от глупости. И пусть об этом не говорят вслух – во всяком случае умные не говорят, а глупым быстро укорачивают их болтливые языки, – но знают-то все. В гареме секрета не скроешь.