Кэш

Удостоверение полковника ФСБ, хоть и в отставке, могло бы здесь помочь. Но встреча с начальником лагеря, который был нужен Панкратову, сразу приобрела бы официальный характер и никакого толку от нее бы не было. Поэтому он решил зайти с другой стороны: пристроился к очереди с видом обычного посетителя, который приехал навестить томящегося в узилище родственника. Очередь почему-то двигалась очень медленно, только к обеду Панкратов оказался в зале с длинным столом, на одном конце которого за компьютером сидел пожилой прапорщик, а на остальном пространстве стола с десяток надзирателей и надзирательниц потрошили содержимое сумок и тележек приезжих. Перерезали вдоль батоны колбасы и булки хлеба, ломали сигареты, перерубали пополам шоколадные конфеты прямо в фантиках. Тележки развинчивали, дули в полые алюминиевые трубки.

– Это зачем? – удивился Панкратов.

– Положено, – ответил прапор. – Всё пытаются пронести – наркоту, деньги. Вы к кому?

– Мне нужно встретиться с одним знакомым.

– Разрешение есть?

– А как же? – Панкратов подсунул прапору паспорт с вложенной в него стодолларовой купюрой.

– Трудно, – вздохнул прапор.

– А так? – спросил Панкратов, добавив еще одну купюру.

Доллары исчезли, как их и не было.

– Фамилия заключенного? – деловито спросил прапор.

– Гольцов Георгий Андреевич. Статья 282-я, срок восемь лет.

Толстые пальцы прапора забегали по клавиатуре и тут же остановились, словно бы клавиши заклинило.

– Какой Гольцов? – изумился он. – Гольцов откинулся больше года назад!

– Как откинулся? – в свою очередь изумился Панкратов. – Ему еще три года сидеть!

– Вышел по УДО. Освободился условно досрочно. Вы не знали? Надо же. Приперся человек из Москвы, а куда приперся, не знает. Ну, люди!

– Этого не может быть! – заявил Панкратов. – Могу я поговорить с начальником лагеря?

– А он что, другое вам скажет?

– Прояснит детали.

– Только время у людей отнимаете! – проворчал прапор. Но вспомнил, видно, о долларах и снизошел. – Пойдемте, провожу. Семенов, замени!

В сопровождении прапора Панкратов поднялся на второй этаж. Возле обитой железом двери с табличкой «Прокопенко И.И.» прапор велел подождать, деликатно постучал и вошел в кабинет. Через несколько минут вышел и кивнул:

– Заходите. Его зовут Иннокентий Иванович.

Кабинет начальника тюрьмы был обставлен добротной, хоть и не очень изысканной мебелью, сработанной, скорее всего, в лагерных мастерских. Сам начальник, подполковник внутренних войск Прокопенко Иннокентий Иванович, был изготовлен в тех же мастерских – кряжистый, тяжелый, с большой бритой головой, с загорелым лицом и бледным черепом. Линия загара проходила по лбу, по обрезу фуражки. К церемониям он не привык, предпочитал сразу брать быка за рога.

– Мой сотрудник сказал мне, что вы интересуетесь Гольцовым. Это так? – спросил он, разглядывая необычного посетителя с простодушным интересом.

– Так.

– Вы кто?

– Да такой же служивый, как и вы. Только бывший.

Панкратов показал удостоверение. Не так, как обычно показывают кагэбэшники – издали и не давая в руки. Он небрежно бросил его на стол перед начальником, словно показывая, что оно уже не имеет никакого значения.

– Полковник ФСБ, – прочитал подполковник. – Ух ты, не проста сопля, с пузырьком!

– В отставке, – уточнил Панкратов.

– А мне до отставки еще пахать. Ладно, Михаил Юрьевич, это ты перед моим прапором можешь дурочку валять, а передо мной не надо. Никогда не поверю, что ты не знал, что Гольцов откинулся.

– Конечно, знал, – с усмешкой подтвердил Панкратов. – Мне нужно было увидеть тебя. Принял бы ты меня с парадного хода?

– Ну до чего же хитрожопые вы, москвичи! – восхитился подполковник. – Принял бы. По предварительной записи. Примерно через неделю.

– Вот! А Гольцова я видел перед отъездом. Он просил передать тебе привет и небольшой презент.

Это был рискованный шаг. Но расчет Панкратова оказался верным. О гибели Гольцова в авиакатастрофе в газетах ничего не было, по телевизору не передавали, а если о событии пишут в газетах и не передают по телевизору, то никакого события и не происходит.

Панкратов извлек из кейса фирменную коробку, в которой бережно, в рисовую бумагу, как хрупкая елочная игрушка, была упакована семисотграммовая бутылка армянского коньяка «Ной».

– Смотри-ка! – уважительно оценил её подполковник. – Это же сколько тут звездочек?

– Если считать по годам выдержки – двадцать.

– Никогда такого не пил!

– Я тоже, – признался Панкратов.

– Сейчас исправим! Сержант Лялина, тотчас мне хрустали и порезанный лимон с сахаром! – скомандовал он по интеркому. – Сахару много не сыпь.

Появилась очень симпатичная сержант Лялина с расписным жостовским подносом, на котором стояли два граненых стакана и блюдце с лимоном.

– Меня нет, я на объекте. Свободна, – отпустил её подполковник, откупорил бутылку и разверстал коньяк по стаканам.

– Ты куда столько льешь? – поразился Панкратов. – По полному! Мы же не успеем поговорить!

– Успеем, – успокоил подполковник. – Говорят, это в Европах пьют по двадцать грамм. Не понимаю, только рот поганить. Давай, Михаил Юрьевич, со знакомством!

– Со знакомством, Иннокентий Иванович!