Кэш

Панкратов познакомился с ним еще в советские времена по служебной надобности, когда Николай Николаевич был небольшим начальником в 7-м Главном управлении КГБ – в «семерке», следившей за подозрительными иностранцами и вступавшими с ними в контакт нашими несознательными гражданами. Начинал рядовым топтуном, тогда Панкратов не смог бы с ним познакомиться ни при каких обстоятельствах, в КГБ это была самая закрытая служба. Сотрудников наружки знал только их непосредственный руководитель, а больше не знал никто, включая Председателя КГБ. Они никогда не появлялись в здании на Лубянке, с начальством встречались на конспиративных квартирах.

В КГБ Николай Николаевич дослужился до подполковника, после 91-го года его вывели за штат, он перешел в «семерку» МВД и сделал там неплохую карьеру. Лет десять назад что-то у него не срослось с новым начальством, в чине генерал-майора он вышел в отставку и стал, как он сам говорил, рантье. Рента была не процентами с капитала, никаких капиталов он не нажил, ренту давала ему обширнейшая и очень специфическая информированность. Как Панкратов служил посредником между бизнесменами и властями, так и Николай Николаевич был связующим звеном между МВД и теми, кому требовались особые услуги милиции. Прослушка любых телефонов, в том числе и сотовых, гарантированно защищенных от прослушки, негласная охрана ВИП-персон, стационарное и мобильное наружное наблюдение, контрнаблюдение – всё это Николай Николаевич мог организовать. Понятно, что очень не даром.

За многолетнее знакомство между ними сложились взаимно уважительные отношения, отчасти из-за сходства характеров, внутренней уравновешенности, а больше – из-за обязательности, присущей обоим. Ни Панкратов, ни Николай Николаевич никогда не обещали того, чего не могли сделать. И всегда делали то, на что подписались. В отличие от многих милицейских, которые брали деньги и потом находили десятки причин, почему они не могут ничего сделать. Поэтому деловые люди, раз попробовав, больше никогда к ним не обращались.

Каждое дело, за которое брался Николай Николаевич, требовало довольно сложной организации. Говоря современным языком – логистики. Панкратов не знал, как Николай Николаевич строит свои отношения со службой наружного наблюдения, а про прослушку однажды рассказал. Не специально, просто пришлось к слову. Чтобы она была или хотя бы выглядела законной, договаривались со следователем, он вписывал нужные номера в какое-нибудь из уголовных дел, которых в работе у каждого следователя были десятки. Суд, не вникая, санкционировал прослушку. Таким образом она становилась не просто законной, но могла фигурировать в обвинительном заключении в качестве доказательства. Но до этого не доходило, заказчикам достаточно было знать содержание разговоров.

Вечерняя публика в «Кофе Хаус» на Неглинке была не такая, как днём. Почти не было молодежи, всё больше модно одетые дамы, заглянувшие отдохнуть после шоппинга и поболтать с подругами, и интеллигентные пенсионеры, достаточно обеспеченные, чтобы позволить себе чашку эспрессо за сто пятьдесят рублей или ассорти из мороженого за двести пятьдесят. На такого пенсионера был похож сейчас и Николай Николаевич.

– Вам кофе? – поздоровавшись, спросил Панкратов.

– Лучше капучино, – ответил Николай Николаевич. – Кофе здесь не очень.

– Есть проблемы? – спросил он, когда Панкратов вернулся к столику от бара с двумя чашками капучино.

– Есть. Завтра мне понадобится наружка. Три машины. Контрнаблюдение. Это возможно?

– Сделаем. На сколько?

– На весь день. Возможно, еще на день или два.

– Встанет в копеечку.

– Знаю.

– Кто объект?

– Я.

– Вы? – удивился Николай Николаевич. – Неужели стали олигархом? Поздравляю.

– Не стал. И уже не стану. Раньше нужно было начинать, лет двадцать назад.

– А тогда кому понадобилось за вами следить?

– Это и нужно узнать. Будет синяя «хонда» с фальшивыми номерами. Запишите номера… Но не исключено, что еще две или три машины.

– Серьезные дела, я смотрю, – заметил Николай Николаевич. – Прослушка нужна?

– Может понадобиться, потом решим. Пусть ваши люди подтянутся завтра к половине первого в Строгино. Я буду на «фольксвагене» темно-синего цвета. Госномер…

– Да знаю я ваш номер. Куда в Строгино?

Панкратов продиктовал адрес Веры Павловны. Объяснил:

– Там живет одна дама, за которой следит кто-то на «хонде». Попросила меня помочь.

– Почему она не пошла в милицию?

– Это вы у меня спрашиваете?

– Странные времена, не находите? – проговорил Николай Николаевич не то с недоумением, не то с раздражением. – Есть милиция, но она сама по себе. Есть правительство, тоже само по себе. Даже президент сам по себе. Всё есть, а люди обращаются к нам, а не к ним. К чему мы идём, Михаил Юрьевич?

– Меня тоже последнее время занимает этот вопрос, – отозвался Панкратов. – Не знаю. К чему-то идём. К чему? Узнаем, когда придём. А что прикажете делать? Выходить на Манежную площадь? Или к Белому дому, как в августе 91-го? Выходили. И что получилось?