Кэш

В жизни люди симулируют болезнь, в политике и бизнесе выгоднее симулировать здоровье. Олег Николаевич привык видеть адвоката Горелова всегда энергичным, деятельным и теперь даже не сразу узнал его в опущенном потерянном человечке с больными глазами, который сидел на кухне в майке и трусах за захламленным столом перед литровой бутылкой виски «Джонни Уокер». Он даже как будто уменьшился в размерах, не усох, а словно бы увял, скукожился. Кухня была просторная, с итальянской сантехникой и японским оборудованием, виски дорогое, «блю лейбл», рядом с бутылкой валялся современный мобильник «Верту». В этом антураже Горелов выглядел бомжом в глубоком запое, случайно попавшим в богатый дом. Да еще после уличной драки, где ему чем-то хорошо вломили по физиономии.

Жена Горелова, впустившая Михеева в квартиру, испуганным шепотом сказала:

— Как хорошо, Олег Николаевич, что вы приехали. Поговорите с ним. Второй месяц пьёт, никого не хочет видеть. Вас он всегда уважал, послушается. Скажите ему, что нельзя же так.

— Скажу, — пообещал Олег Николаевич. — Да вы не расстраивайтесь. Мужчинам нужна разрядка. Ну, выпил, бывает. Проспится, и снова в порядке.

Но при первом же взгляде на Горелова он понял, что в порядке тот уже никогда не будет. Это был законченный неудачник. Даже совершенно трезвый, даже в костюме от Хуго Босса или Армани, он все равно останется неудачником. Он уже был переполнен черной энергией неудачи — не той энергией, что передается от человека к человеку, а той, что безвозвратно втягивает в себя чужую энергию, как черная дыра.

Олег Николаевич не любил неудачников и сторонился их, как заразных больных. Он научился угадывать их по той неуверенности, что неискоренимо сидела внутри. Иногда к нему приходили с интересными проектами, он внимательно выслушивал посетителей. Но стоило ему почувствовать внутреннюю готовность к отказу, которую каждый неудачник нес в себе, как родовое проклятье, сразу прерывал переговоры. И редко когда ошибался.

Бутылка перед Гореловым была почти полной, виски в стакане на донышке. Похоже, он был уже в том состоянии, когда и пить ничего не нужно, достаточно знать, что выпивка есть и её много.

— Отдыхаете, маэстро? — добродушно поинтересовался Олег Николаевич, по-свойски располагаясь на другом конце стола, что избавило его от дружеского рукопожатия с адвокатом. — Где это вас так приложили? А знаете, вам идет. Серьезно. Можете выдавать себя за ветерана первой чеченской войны.

— Это всё вы, вы! — неожиданно злобно закричал Горелов. — Вы втравили меня в это дело с Гольцовым! Я как чувствовал, что не нужно за него браться, как знал!

— Прекратите истерику! — приказал Михеев. — А то я скажу, сколько вы получили за это дело. И спрошу, почему вы предложили подполковнику только десять тысяч долларов. Десять, а не тридцать, которые получили от меня.

— Тридцать его бы перепугали, — попытался оправдаться адвокат. — Это для него слишком большие деньги.

— А десять не перепугали? Он их швырнул вам в лицо? Не потому ли, что посчитал их мелкой подачкой? Тридцать тысяч долларов швырнуть труднее, не находите?

— Он их не швырнул! — снова закричал адвокат. — Он их убрал в сейф! Пообещал сделать всё, что от него зависит. Ничего не сделал! Сказал, что на него давят большие люди из Москвы. Это правда, к нему многие приезжали. Один даже прилетал на вертолете!

— Ну, допустим, — согласился Михеев. — Десять тысяч подполковник взял, а на суде врал на голубом глазу. И врал, нужно признать, очень убедительно. А где остальные двадцать тысяч? Не помню, чтобы вы их мне вернули. Или я забыл?

— Вы зачем приехали? — окрысился адвокат. — Потоптаться на мне? Топчитесь, теперь можно. Даже Федя Кривой потоптался. Бандит, пробы негде ставить, а туда же! Забыл, сколько раз я отмазывал его от тюрьмы!

— За что?

— Было за что. Похищения, заказные убийства. Гнил бы сейчас на строгом режиме!

— Вообще-то я приехал проконсультироваться по одному делу, — проговорил Олег Николаевич. — Но вижу, что вам сейчас не до этого. Ладно, маэстро, отдыхайте.

— По какому делу? — вяло поинтересовался адвокат.

— Если человека ошибочно посчитали умершим, что ему нужно сделать, чтобы восстановиться в правах? Сколько времени это может занять?

— Вы о ком?

— О Гольцове.

— Он жив?

— Возможно, — неохотно ответил Михеев.

В больных глазах адвоката мелькнуло злорадство.

— Ага! Похоже, и вы в говне! Добро пожаловать на помойку. Располагайтесь, здесь места много! Восстановить умершего в правах — целое дело. Но Гольцов не умер, он погиб в авиакатастрофе. А это всё меняет. В юриспруденции есть понятие — виндикация. Сейчас объясню, что это такое.

Михееву не удалось узнать, что такое виндикация. Горелов нетвердой рукой налил полстакана виски, залпом выпил и тут же судорожно зажал рот обеими руками. Сквозь пальцы на стол изверглось содержание его желудка. Не переставая блевать, адвокат кинулся в ванную, шлепая босыми ногами по блевотине на паркете.