Кешбек из поцелуев.

– Я не хочу говорить на эту тему, – мой голос звучал тоненько и нехотя. Мне живо вспомнилась та глупая история с секретаршей. Все секретарши одинаковые, а именно дерзкие длинноногие и вызывающе накрашенные. Эта секретарша хлопала огромными явно наклеенными чёрными ресницами и явно не сразу поняла, кто я такая. Губная помада ярко-алого цвета была размазана по щекам, часть помады украшала её округлившийся в удивлении рот. И было отчего удивляться, я заявилась неожиданно без предупреждения и прямо в обеденный перерыв. Петюнечка попытался вскочить резво со стула, но куда там! Девица монументально восседала у него на коленях, так быстро её не сбросишь. Его правая рука уже не шарила под кружевной блузкой в поисках трепетной груди юной девы, но выбраться на поверхность ещё не успела.

– Дорогая, это не то, о чём ты подумала! – Хрипло выдавил пакостник. А о чём я думала тогда? Да ни о чём. Просто по делам случайно заехала в организацию муженька и заглянула в его кабинет. Что я хотела? Да позвать к моим родителям на пироги в тот вечер. Мама позвонила и сказала, что соскучилась, и мне захотелось собраться взрослой компанией. Конечно, я подозревала, что Петька поглядывает налево, но доказательства напрочь отсутствовали, и вот пожалуйста, ситуация как в анекдоте. Мерзко как-то на душе тогда стало, выяснять отношения не хотелось. Да и что тут было выяснять?

– Ты что-то совсем помрачнела, не надо было мне спрашивать такие вещи, – Наташка запоздало раскаялась, видимо вспомнила про неприкосновенность личности. Ну, лучше поздно, чем никогда.

– Ты тут не при чём, у нас с муженьком по-разному бывало. Вот и вспомнилось.

Я вздохнула полной грудью, и попыталась отвлечься от тяжёлых мыслей. Солнышко по-прежнему светило ярко. Жизнь продолжалась.

После той нечаянной встречи в кабинете Петюнюшка завалил меня подарками, а чуть позже мы отправились на отдых на море. Всё было чудесно, но осадочек остался, гаденький такой в виде чайной ложки дёгтя в большой бочке мёда. Я старалась не вспоминать ту полную страсти руку под прозрачной блузкой. В тот год я кардинально сменила гардероб и стала одеваться современнее, постройнела немного, похудев на пяток килограммов. Стала пользоваться одуряюще женственными пряными духами из коллекции, что надарил мне супружник по случаю и без него. Мама радовалась, глядя на меня, называла моё состояние второй молодостью. Я ей ничего не рассказывала, ни к чему старушку расстраивать, да и Петюнчик ей всегда нравился. Тогда же я проколола уши и нацепила длинные витые серебряные серёжки. Я стала замечать на себе заинтересованные взгляды незнакомых мужиков, когда выбиралась с оказией в райцентр. А теперь я отомстила проказнику, поиграв в любовь в тех кустиках под трели соловья. Мы квиты.

Мы приблизились к моему дому. Ну, ладно, хорош дербанить воспоминания! Пора заняться делом. Надо в Марийкиных записях покопаться, вдруг ещё что-то интересное нарою.

– Заходи на чай, поболтаем, – Ната помахала рукой на прощанье. Я сразу включила телевизор, едва зайдя в квартиру. Устала жить одна, требовалось ощущение присутствия кого-то из близких или хотя бы чья-то болтовня. Телевизор что-то гундосил в углу, и мне было значительно веселее. Я упорно штудировала Марийкины записи. Пока варилась картошка в кастрюльке, полистала очередную тетрадку с излияниями Марийки-Марианны. Не шедевр, конечно, ну-да, ну-да. А вот это уже что-то, типа изюминки.

Небесные врата.

В том далёком и не очень удачном году мне исполнилось шестнадцать лет. История эта случилась зимой снежной и достаточно морозной. В последних числах декабря перед самыми долгожданными новогодними праздниками я угодила в больницу с жестоким воспалением лёгких. Осложнение после гриппа. Обидно было валяться в больнице в каникулы, обидно было встречать самый любимый, самый весёлый праздник новогодний в больничной палате под капельницей, но что ещё хуже, в самую волшебную новогоднюю ночь по врачебной ошибке я чуть не умерла. Чуть не считается, но психологическая травма остаётся в памяти на всю жизнь. Тогда у меня поднялась высокая даже критическая температура, я уснула, а сон перешёл в глубокий обморок. Меня мягко накрыла всепоглощающая тьма. Я понимала, что уже не сплю. На душе было радостно – свобода! Не чувствовала ни боли, ни страха. В этой кромешной беспросветной тьме бесшумно стали открываться огромные врата, и в расширяющийся проём хлынул яркий солнечный свет. Тихо напевали ангелы. Душа моя возликовала. Где-то глубоко-глубоко во мне что-то шевельнулось, пожалев мать, и всё. Я была готова к вознесению. Вдруг из ниоткуда раздался красивый мужской голос: