Еще не рассвело, когда он окончательно вылез из спальника. Помахал руками, пробежал несколько неуклюжих кругов вокруг Степки, устал и сел на ведро, крепко зевая. Закурил сигарету, но натощак не курилось, и он пошел в лодку и стал готовиться.
Справа от себя устроил сиденье для Степы, потом все ненужные вещи засунул в нос, чтобы ничего не мешало и легко и быстро можно было развернуться с ружьем в любую сторону. Из специального ящичка достал патроны, манки, разложил всё так, чтобы было под рукой. Манков у него было два — толстый деревянный с грубоватым голосом — на гуменника, и маленький прозрачный, слегка писклявый — на белолобого гуся. Он негромко «ка-гакнул» в каждый — все работало. Все было готово. Только Степка нарушал маскировку островка ярко-желтым спальником. Будить его не хотелось.
Было уже без десяти шесть, но горизонт оставался серым и тяжелым, и почти ничем не отличался от ночного, да и пусто и тихо было вокруг, как всегда бывает перед рассветом. Отец закурил, открутил крышку термоса и налил в нее чаю. Подумал и добавил коньяку. За маскировочной сеткой, увешанной травой, было уютнее и как будто теплее. Можно было и позавтракать, как раз бы и светать начало, но без Степана не хотелось.
В это время Степан, будто услышав отца, завозился в спальнике. Отец присел возле.
— Степа, — позвал осторожно.
Степа спал крепко, даже слегка похрапывал. «Устал мальчишка», — отец разглядывал правильные черты смуглого Степкиного лица.
— Степаша… наверное, пора уже вставать. Давай… чайку попьем…
Степан резко поднял голову, сел и стал шарить руками очки, широко глядя на отца красивыми темными глазами. «Что-то уж больно быстро проснулся, — подумал отец».
Степа вылез из спальника, отошел к берегу и стал расстегивать штаны.
— Слушай, пап, а тумана мало совсем, — голос совсем сонный, лишь струйка бодро звенит по песку.
Отец оглянулся в сторону льдины — туман уходил на глазах. Не сдвигался, не поднимался, как это часто бывает, а исчезал, будто испарялся. Все прояснялось. Несмотря на утреннюю суме-речь, уже хорошо были видны и озеро, и острова. Отец с сыном стояли и как завороженные смотрели в сторону льдины. На ней было черно от гуся. Собственно, самой льдины и не было видно, это была широкая черная полоса. Отец глазам своим не верил, никогда он такого не видел. Гуси вели себя на удивление тихо. В бинокль было видно, что большинство спокойно спят, завернув головы на спины.
— Так, Степка, это интересно, ты знаешь, они спят, — говорил отец, отдавая бинокль, — давай-ка, побыстрее в скрадок. Позавтракаем, может, и проснутся. Да и солнышко скоро должно появиться.
— Слушай, сколько же их там. — восхищенно говорил Степка, не отрываясь от бинокля.
— Давай-давай, Степа, из скрадка их тоже хорошо видно.
Он достал вареные яйца, разрезал огурцы по-вдоль, нашел соль и стал наливать Степке чай в крышку от термоса, и в это время прямо над ними раздались громкие гусиные крики. Гуси, видимо, спокойно заходили на посадку на их чучела, снизились и увидели охотников. С резкими, сиплыми криками бросились они в разные стороны, а отец привычно кинулся за ружьем и тут же понял, что ружье он еще даже не собирал.
— Вот, черт, Степка, ружье-то. — голос его внезапно оборвался, а взгляд застыл. — Степа, блин, я его вообще забыл, — сказал он, а скорее выдохнул убитым голосом и опустился на ящик. Он ясно вспомнил, как во дворе у егеря взял чехол с ружьем из кучи вещей и отнес под навес от дождя. — Подумал, ведь, еще — не забыть бы. Елки-палки! Ну, я даю… — отец растерянно качал головой, — ну, ё-мое! — он не матерился при Степе и теперь только скрипел зубами.
— Забыл?.. — Степка по-детски полагался на отца в таких вопросах. Тот обычно что-нибудь придумывал, но… что же сейчас-то можно придумать? Степан совсем не готов был к такому. Он никогда еще не стрелял по летающей дичи и вчера, когда увидел, сколько вокруг гусей, подумал, что отец обязательно даст ему попробовать, но… отец забыл ружье.
Степа смотрел на отца, ожидая его решения… а тот, опустив руки, обреченно глядел куда-то вдаль, потом сказал спокойно, как будто ему было все равно:
— Вон одиночка летит.
Степа аккуратно высунулся над маскировкой, но ничего не увидел.
— Где?