Кетанда

На мысу, где у орлана было гнездо на высоком тополе и теперь сидела его подруга, моторка выскочила из затишья и боком врезалась в высокие волны. Ее ударило, брызги взлетели, собака скатилась с носа на дно и заметалась. Лодка шла слишком быстро, это было понятно не только собаке, но и птице, но человек… светловолосый, ясноглазый человек, нежно любящий отца, жену и сына… продолжал переть боком к волнам, не сбавляя хода. На следующем большом гребне моторка вылетела вся, и, взметнув вокруг себя воду, упала на бок и перевернулась. Коротко блеснув дном, лодка стала быстро уходить под воду.

Лялька вынырнула и поплыла к острову. Ее швыряло волнами, но она вдруг закрутила головой и стала грести против течения, назад к лодке, от которой торчал один нос. Она плавала вокруг, царапая когтями металл, но ее било мутной водой о серое железо, и собака снова поплыла к берегу. Она вылезла в кустах и, припадая на передние лапы, начала отчаянно гавкать на блестящий на солнце киль. Лодка была рядом. Ее медленно несло течением, а ветер прибивал к затопленным кустам. Лялька забегала вперед, заходила в воду и лаяла, и тихо скулила, потом неожиданно рванула назад вдоль берега. Она бежала, обнюхивала тропинку и смотрела на воду. На воде было пусто.

Прошлогодний камыш, ветки, мелкий лесной сор с островов плыли по течению, борясь с ветром, который давил не ослабевая, принося откуда-то звуки топора, удары мяча и веселый, дружный, молодой смех.

БАБУШКИНА ВАЗА

Мать вазу не давала. Варила щи, теперь вот лук жарила. Вовка и так и сяк объяснял… и подлизывался, и даже требовал, но она твердо сказала, что не даст, и пошла к соседке за мукой. Вовка сердито стрельнул ей вслед темными глазками, надулся и ушел в комнату.

Машка сидела на диване. Куклу кормила. Вовка, насупившись, смотрел, как она аккуратно несет ложечку с водой из маленькой рюмки и тихонько что-то пришептывает. Стол опять сделала из его учебника по математике, но он на это ничего не сказал. Он даже и поиграл бы с ней, тем более что и уроки уже все сделал, и на улицу сегодня не ходил, но сейчас ему не до нее было. Он подошел к серванту.

Ваза была красивая. Синяя с фиолетовым, вся переливалась, а по кругу шли розы с красноватыми лепестками. Ножка пузатая и тоже с листиками. Он вчера пообещал Тамаре Михайловне, что принесет. При всех пообещал. Тамара Михайловна спросила, кто может принести на праздник, и он вдруг вспомнил про эту вазу, вытянул руку, и заорал на весь класс, что он может. Все на него посмотрели, и он встал и сказал, что у них есть такая красивая ваза для конфет и он принесет. И вот мать не дает. Говорит, что это память о бабушке и что бабушке ее бабушка подарила на свадьбу.

Вовка подумал, что если бы жива была бабушка, она бы дала. Он опять вспомнил, как все на него посмотрели, и Тихонова тоже повернулась и посмотрела.

Он почти никогда ничего не приносил. Уж скоро второй класс закончит, а ничего. Один раз только мать дала два цветка в горшках, но горшки были старые, и Тамара Михайловна после уроков отдала их обратно. И он вышел с ними из класса. Другие принесли в красивых горшках. У Вовки дома таких не было. Он пошел на задний двор, поставил их в бурую уже, побитую морозом клумбу и быстро убежал за угол. Его никто не видел. Он выглянул из-за угла. Цветы были красивые, даже Тамара Михайловна сказала, что красивые, жалко, что горшки такие. Вовка видел, что им холодно, и что они не понимают, почему их тут оставили, но он отвернулся и пошел домой. Он ни за что не понес бы их обратно. Матери он ничего не сказал, но вечером, когда она читала ему книжку, он все лежал и думал, что так нечестно. И признался. Мать перестала читать, сидела и задумчиво глядела куда-то в темноту комнаты. И Вовка видел, что у нее на ресницах слезы, он не выдержал, отвернулся к стенке и заревел.

И вот теперь, когда он может принести на Восьмое марта красивую вазу для конфет, мать не дает. Он снова пошел на кухню.

— Тогда давай шоколадных конфет, — сказал мстительно, сложил руки на груди и сел на стул. — Целый килограмм давай. Тамара Михайловна сказала, что можно угощенья приносить.

— Я сейчас тебе ремень достану, — перебила его мать, тщательно соскребая заправку в кастрюлю. — Я же тебе все объяснила, — поставила она горячую сковородку в раковину, — ты чего петушишься? Бабушкина ваза.

— Была бы бабушка, она бы мне дала, — выпалил Вовка козырной аргумент, он ради него и вернулся.

Но мать никак не отреагировала, убавила огонь под щами и стала ставить тарелки на стол.

— Хочешь, я пирог утром испеку, теплый еще будет.

— Да ну-у, пирог, — скорчил рожу Вовка. — Игнату опять здоровый торт купят… и у тебя муки нет, — вспомнил он, как она только что ходила, и жалостливо посмотрел на мать. — Ну ма-а-м, ну я же обещал!