В половине четвертого одиннадцатиклассники вываливаются в коридор, а я начинаю наводить порядок в классе, который, как обычно, похож на поле боя. На стенах уныло хлопают плакаты, у двух стульев подкошенные ножки, на столах валяются книги. Олли, который заглянул, чтобы предложить быстрый перекур, выслушивает мою повесть и принимается исправно подавать носовые платки.
— И ты пережила все это сама? — Он отламывает кусочек шоколада и кладет мне в рот. — Никому не позвонила?
Я решаю не упоминать о Джеймсе и Элис. Олли тогда точно прибьет моего бывшего жениха.
— Мне некому звонить…
— А я? Я бы пошел в клинику с тобой. Кстати, что сказал врач?
— Что, возможно, все в порядке. Дал кучу брошюр, где говорится, что опухоли — дело распространенное. Девять из десяти обычно доброкачественные. Но если именно мне не повезло? Если…
— Даже не думай! — приказывает Олли, крепко обнимая меня прямо посреди класса. Двое проходящих мимо старшеклассников многозначительно посвистывают.
— Сейчас мой авторитет вылетит в трубу. — Я отстраняюсь и вытираю глаза ладонью. — А у мисс Уайт навеки будет разбито сердце.
Элли Уайт флиртует с Олли с начала семестра. Она всегда пытается сесть рядом с ним на собрании и даже отправляется с утра пораньше в бассейн в надежде, что он ее заметит. Бедняжка буквально потеряла голову.
Впрочем, Олли, что странно, не обращает внимания на страстные взгляды Элли и не отвечает на предложения составить ей компанию на школьной экскурсии. Так не похоже на него. Должно быть, мой друг действительно влюблен в Нину.
— Я как-нибудь переживу, — говорит Олли. — Так или иначе, Элли не в моем вкусе.
— Почему? — в притворном изумлении спрашиваю я. — Она по крайней мере живая!
Олли берет меня за руку и крепко стискивает.
— Оставь шутки хотя бы на минуту. Что произошло?
Я рассказываю про клинику и необходимость ждать две недели. Олли достаточно хорошо меня знает, чтобы понять: к тому моменту я начну бегать по потолку.
— Я не могу обратиться в частную клинику, — говорю я, когда Олли упоминает Наффилд. — Придется заплатить целое состояние. Я посмотрела в Интернете, и поверь, мне придется ограбить банк или сорвать куш в казино. Частное здравоохранение не для бедных. По крайней мере сто фунтов за консультацию… плюс дорогие анализы. Свыше двухсот фунтов за один лишь анализ крови.
— Оно того стоит — ради твоего спокойствия.
Я задумываюсь о счетах, которые сложены нераспечатанными под раковиной в квартире на Эллингтон-Кресент. Я уже давно в минусе — вот главная проблема с моими финансами.
— Прекрасная идея, — соглашаюсь я, — но, к сожалению, нет смысла даже думать об этом. Придется подождать две недели. Как все обычные люди.
— Понимаю! — гневно восклицает Олли. Он действительно переживает за меня. — Как ты будешь жить, если предстоит две недели думать черт знает о чем? Какое-то безумие…
Тетушка Джуэл сказала то же самое, когда я ей позвонила. Я пыталась связаться с матерью, рассчитывая, что она пошлет мне сияющий белый луч надежды или нечто в том же роде, но матушка, как выяснилось, уехала на какой-то духовный «семинар» в надежде войти в контакт со своим ангелом-хранителем. А я-то надеялась, что мы наконец увидимся.
Я позвонила Джуэл, когда возвращалась в школу после визита к врачу.
— Ох, милая, — сказала Джуэл, и я живо представила ее — длинные серые волосы по сторонам морщинистого лица, худая рука, прижатая к груди. — Вот так новость. Бедная моя девочка. Как же ты вытерпишь две недели в неведении? Я бы просто с ума сошла…
Обожаю Джуэл, но вот сочувствия ей явно недостает. И все-таки лучше Джуэл, чем Мэдс, которая так и не позвонила.
— Детка, я просто не переживу, это кошмар. Сейчас расплачусь…
Я мало кому рассказала про опухоль, но реакция говорит о людях многое. Олли, например, держался молодцом. Он выслушивал меня, кормил всякими лакомствами, вытирал слезы, когда я плакала, брал напрокат душещипательные фильмы, позволял смотреть платные каналы… ну и так далее. Мэдс заплакала и сказала, что Ричард непременно помолится за мое выздоровление. Джуэл страшно разволновалась, но все же попыталась меня утешить («Грудь — это такие пустяки, детка. Кому она нужна, только мешается»). А Фрэнки отказался даже произносить слово «рак» — он был просто в шоке.
Я ерзаю на кушетке и морщусь, ощутив острую боль в груди. Не могу надеть лифчик, что само по себе кошмар. Вдобавок под грудью у меня маленький шов, прикрытый толстым слоем марли. Я выгляжу просто нелепо, как будто мне приставили лишнюю грудь.
И все же я не жалуюсь. Никогда не думала, что настанет день, когда я обрадуюсь швам и бинтам, но жизнь полна сюрпризов. Вечером во вторник мне позвонил мистер Уортингтон, консультант из Наффилдской онкологической клиники, и сказал, что в среду у него освободилось утро. Когда я объяснила, что у меня нет частной страховки, он спокойно заметил, что все уже уплачено и меня ждут.