Какой я становлюсь, когда у меня роман? Едва сойдясь с мужчиной, я инстинктивно ставлю его на первое место, а себя — на второе. Я начинаю жертвовать личной жизнью — а вдруг он позвонит и предложит какое-нибудь развлечение, — потому что, если окажусь недоступна на один вечер, он сочтет меня плохой подругой и переключится на других. Найдет подругу повыше и постройнее. Уж точно не рыжую. Я жертвую всем ради его благополучия, в то время как мои собственные друзья и интересы отступают на задний план. В итоге я едва могу вспомнить надежды и мечты, которые когда-то меня увлекали. В конце концов остается лишь отчаянное желание понравиться и сохранить благосклонность мужчины, который был достаточно добр, чтобы бросить мне несколько жалких крох своего внимания. Недостает разве что клетчатого платья, потому что по сути я — домохозяйка эпохи пятидесятых.
Хм. Возможно, у меня и впрямь проблемы с самоуважением.
Чем больше я думаю о своем слабоволии, тем быстрее уходят иллюзии. Что принесло мне это самопожертвование? Разве Джеймс оценил то, что я отказалась от самой себя? Нет, в итоге он спутал меня с ковриком в прихожей. Разве что не написал сверху «Добро пожаловать» и не вытер ноги.
— Какая же я дура…
— Вовсе нет, детка! — восклицает Джуэл. — Ты добрая девушка с щедрым сердцем, и этим пытаются воспользоваться всякие недостойные личности. И потом, — продолжает она, — мне кажется, мать с отцом тоже отчасти виноваты в том, что ты так нуждаешься в эмоциях. Квентин и Друзилла — отличные люди, но родители из них никудышные. Неудивительно, что ты мечтаешь завязать отношения с мужчиной, чтобы обрести наконец душевную стабильность.
Тетушка замолкает; мы обе вспоминаем то морозное декабрьское утро, когда родители решили срочно отправиться в Марокко. Они оставили нас с Холли на крыльце у Джуэл, приложив торопливую записку с просьбой немного присмотреть за детьми. В течение полугода я убеждала себя, что, если бы я была послушнее, красивее и терпимее по отношению к вонючей маминой шубе, а также ела бы фасоль без жалоб и делала все, что требуют родители, они бы никуда не уехали. Я не сомневалась, что их желание оставить двух дочерей и отправиться в путешествие, чтобы покурить травку и очистить чакры, возникло из-за того, что я не такая, как им хотелось бы.
Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять, к чему все привело.
— Впрочем, речь не о них, — говорит Джуэл. — Вопрос не в том, чтобы определить, кто виноват. Мы пытаемся понять, как тебе жить. Возможно, стоит принять это как сигнал к действию и двигаться дальше. Ты отдала Джеймсу лучшие годы — но почему бы не пожить немного ради самой себя? С опухолью тебе тоже повезло, честное слово. Может быть, судьба пытается что-то сказать?
Я невольно касаюсь пластыря на груди, и меня переполняет облегчение при мысли о том, что могло бы случиться. Стоит ли сидеть сложа руки и оплакивать неудавшуюся личную жизнь? Я должна благодарить Провидение!
— Никто не знает, сколько времени ему отпущено. — Джуэл вздыхает и гладит мою руку. — Мы просто обязаны извлечь максимум из каждой минуты, из каждого дня.
Она кажется такой грустной, когда говорит это, что мне вдруг становится страшно. Будь это мыльная опера, тетушка непременно сказала бы, что ей осталось жить всего несколько недель, и заставила меня поклясться, что я отныне буду жить за двоих. Но к счастью, это реальный мир. Джуэл ничего подобного не говорит — она улыбается, и неловкий момент проходит.
— Я расчувствовалась до слез. — Выпустив мою руку, тетушка с трудом встает и неуклюже идет к одному из шкафов. Немедленно ее обступает меховое море. Когда Джуэл открывает четыре банки «Вискаса» и раскладывает корм по мискам, слышится громкое урчание. Я задумчиво жую булочку. Неужели я вправду чересчур полагаюсь на мужчин? Неужели разучилась существовать самостоятельно?
Искренне надеюсь, что нет.
Чего я хочу от жизни?
Внезапно все становится ясно. Настолько очевидно, что я громко смеюсь. Я прекрасно знаю, чего хочу. Всегда знала. И тетушка Джуэл меня лишь одобрит, потому что это никоим образом не связано с мужчинами.
Ну, может быть, косвенным образом и связано, но не с настоящими.
— Я хочу писать книги, — восклицаю я. — Хочу проверить, под силу ли это мне. Хочу уехать из Лондона, бродить по лугам и гулять под дождем. Надо проверить, могу ли я стать настоящим писателем!
Или же убедиться, что мои творения в самом деле — сентиментальная чушь, придуманная учительницей из поганой школы. Если не ошибаюсь, Джеймс выразился именно так — ну очень деликатно! Я бы не отказалась провести некоторое время на воле, посвятив свой досуг красавцам разбойникам и страстным пиратам.
Джуэл хлопает в ладоши:
— Прекрасно!
— Да, но это мечта. Как насчет практической стороны? Где жить? И на что? Как платить по счетам?
Последнее особенно меня беспокоит. По сравнению с грудой моих счетов — до сих пор с ними управлялся Джеймс — Эверест покажется жалким муравейником.