Я шагаю в хвосте отряда из двух сотен воинов, направлявшихся в Толлан. Впереди командир, у которого на голове красная повязка с черной пиктограммой, обозначающая пленение четырех врагов. За ним топают человек пять, которые захватили по два пленника, и где-то полтора десятка — по одному. Это типа ордена за боевые заслуги. Кто больше пленников захватил, тот и самый крутой. При таком способе ведения боя победа желательна, но не является обязательной. У командира есть еще и деревянный шлем с приделанным поперек к верхушке, перевернутым полумесяцем, украшенным яркими, разноцветными перьями попугаев, напоминающий мне гребень из крашенных, красных, конских волос на шлеме римского центуриона. Оружие командира — макуавитль и деревянную дубинку — вместе с доспехами несет на деревянной раме молодой воин. Ватные безрукавки есть только у старых воинов, причем не у всех. Рядовые вооружены копьями длиной чуть менее двух метров, дротиками с атлатлями, дубинками. Макуавитль всего один и, как понимаю, является символом власти. Щиты или плетеные и обтянутые оленьей кожей, или деревянные однослойные, или из панциря щитоносца или черепахи. Самой разной формы и размера, но в высоту не более сантиметров пятидесяти, а некоторые, криво-овальные из панциря броненосца, и вовсе сантиметров тридцать по диагонали. Таким, наверное, удобно заехать в рыло зазевавшемуся врагу, оглушить и потом пленить. Видел пару деревянных, похожих на схематическое изображение бабочки, с прорезями по бокам, которые в ширину были больше, чем в высоту. У меня сложилось впечатление, что все индейцы считают, что щит придумал трус.
К такому отряду может присоединиться любой желающий проявить себя на войне. Если сумеет, обеспечит себе теплое место в городской страже. В Мичтлане романтичных идиотов набралось десятка два. Идиоты всегда романтичны, а романтики — идиотичны. Между ними тонкая, но непреодолимая грань: первые неизлечимы. Добровольцы топают за мной и Гуамом. Один из них, молодой парень, помогает моему рабу, потому что тому тяжковато, ведь я становлюсь все богаче. И воины, и добровольцы идут практически налегке, несут, кроме оружия и доспехов, небольшой запас кукурузной муки и фасоли. Все остальное нам выдают в тех населенных пунктах, в которых останавливаемся на ночь, независимо от того, город это или маленькая деревушка. Они обязаны накормить отряд. Наверное, чтобы воины сами не позаботились о себе со всеми вытекающими последствиями для крестьян. В Толлане нам дадут сухой паек на переход до чичимеков и обратно. С помощником я расплачиваюсь мясом, которое добываю в джунглях во время стоянки. Парень не дурак поесть. У них с Гуамом типа социалистического соревнования, кто больше сожрет, но, как и положено при социализме, побеждает дружба, потому что даю им поровну. Остальное мясо распределяю между добровольцами, которым обычно достаются лишь кукурузные лепешки. Все самое вкусное из того, что выдают нам на привалах, забирают воины. Они тоже охотятся, но не так удачно, как я.
Все, кого я угощаю, возвращают мне кости, которые отдаю собакам. С нами путешествует целая стая их. Порода та же, что и у майя — почти лысые, среднего размера, голосистые, охотничьи навыки разносторонние, без явной специализации. Я прикормил собак, поэтому забывают о хозяевах и, если позову, сопровождают меня везде. Особенно любят ходить со мной на охоту и гоняться за подранками. Правда, надо сразу отгонять их от добычи, иначе слопают и не поперхнутся.
Через неделю дорога пошла в гору. Климат становился все суше, несмотря на то, что сезон дождей еще не закончился и время от времени, заметно реже, чем внизу, нас накрывал ливень. Температура становилась ниже, и я уже не так сильно потел, а по ночам порой умудрялся замерзнуть. Теперь шкура ягуара служила мне по ночам не только подстилкой, но и местами одеялом. Кстати, моих попутчиков удивляло такое бесцеремонное отношение к меху священного хищника.
На семнадцатый день мы поднялись на горное плато. Где-то здесь ацтеки построят город Мехико. Пока что нет ни будущей столицы Мексики, ни этого племени, даже его название никто не слышал. Поскольку, как я знал, ацтеки придут с севера, то, скорее всего, они сейчас и есть те самые чичимеки. А до них это презрительно прозвище носили тольтеки, захватившие власть в Толлане и не только. В Евразии волны диких захватчиков приходят с востока, а в Центральной Америке — с севера, причем, как я знаю, продолжаться это будет до двадцать первого века, когда в Мексику ломанутся новые чичимеки по прозвищу гринго. И там, и здесь перебираются с засушливых земель на плодородные. Есть, ради чего пробиваться с боем. Дойти и вскоре по историческим меркам исчезнуть, раствориться, оставив после себя имя, которое присвоят ушлые аборигены.
18