Кевларовые парни

Поручения подобного рода хоть как-то позволяли поддерживать форму. Несмотря на демонстрируемую неприязнь, даже закоренелые демократы предпочитали обращаться в ведомство за помощью. Как бы то ни было, ореол всесильности все еще витал над Лубянкой. Обращение выдавалось за высшую степень доверия. Однако подобное доверие настораживало. Тому было несколько причин. Во-первых, не всегда подобное доверие можно было оправдать. А во-вторых, не всегда это было так уж необходимо.

6

…«Жигули» вкатывают в уютный дворик в старой части Москвы. Двухэтажная хибара, облупившаяся и колченогая, по виду никак не тянет на советско-американскую фирму. Во всяком случае, во второй ее части. Обколотые ступени крыльца, невзрачная, давно некрашенная дверь без вывески и обозначения. Адмирал звонит, жмет плечами, ковыряет облупившуюся краску на стене.

— Кто? — раздается откуда-то сверху. Избенка вроде бы старая, но домофон наличествует. Вверху над дверью стеклянно глядит объектив камеры.

— Контрасты, — философски замечает Адмирал. — Откройте, КГБ. — Щелкает магнитный замок. — Тысяча и две ночи. Голливуд. Фильм ужасов для советского человека, — оглядевшись, констатирует Адмирал, моментально оценив и мини-девочку в мини-юбочке с голливудской улыбкой, и интерьер. — Обувь снимать?

Девочка — ноль эмоций. Приучена и не с такими общаться. Тем не менее за внешним холодом проглядывается определенный интерес.

— Проходите, вас ждут. — Юная леди, вращая попкой, мягко скользит по ворсистому паласному покрытию. Картины, зеркала, импортные светильники.

В огромном, эффектно-киношно обставленном кабинете навстречу Олегу поднимается… его бывший шеф. Тот, «забугорный». Александр Сергеевич Горбунов. Собственной персоной. Солиден, импозантен. Теперь становится ясно, откуда здесь столь симпатичная мадмуазель. Бывший разведчик всегда таких любил — старый ловелас. Неисправим.

Эффект ошеломляющий. Олег в состоянии выговорить только озадаченное: «Дела-а».

Адмирал оценивает ситуацию мгновенно. После августовского потрясения он стал многословен. Иногда слишком. Форма защиты, что ли?

— Встреча старых друзей, я не ошибся? Это крупно меняет дело. Ветеранам движения предоставляется пятиминутка для выражения восторга, удивления, радости и прочих сопутствующих чувств с глазу на глаз. — Адмирал оглядывается по сторонам. — А мы пока освоимся малость в этом заповеднике бизнеса. Или мне, как старшему по ситуации, тоже можно поприсутствовать? Можно? Тогда мы быстрее доберемся до сути дела, ради которого приехали. Хотя и так сложностей должно быть немного. Как-никак однополчане.

Первое потрясение проходит быстро.

— Прикажи кофейку, если можно, — не столько просит, сколько распоряжается Олег. Сейчас надо инициативу брать в свои руки. — Вот не ожидал тебя увидеть. Тем более здесь. Я слышал, ты в Швейцарии…

Горбунов недовольно морщится: подобная ситуация как-то не входила в его планы.

— Евочка, пожалуйста, кофе, — Горбунов присаживается к журнальному столику, рукой приглашает парней. — Какая там Швейцария… Все не так сложилось. Как ты? — в глазах интереса не читается, но протокол есть протокол. Важно сделать паузу, раскинуть мозгами — предстоит явно нелегкий разговор. И разговор не заставляет себя ждать.

— Ну не попал в Швейцарию, ладно. Но, если можно, Сашок, расскажи по порядку про то в нашей общей истории, чего я не знаю. — Олег пытается взять инициативу в свои руки, тем более что шеф — бывший, а Олег — действующий сотрудник.

Впрочем, нахала под жабры взять трудно. Несмотря на первое смущение, бывший шеф невозмутим, доброжелателен, встрече демонстративно рад. Хоть и не были друзьями, но врагами тоже не считались. Более того, можно сказать, вместе страдали и мучились.

— Ну, что ты не знаешь? Наверное, догадываешься, как там было дальше… Когда тебя взяли, у нас начались разборки. Контора — она везде контора. — Горбунов по-хозяйски разливает кофе в тончайшие фарфоровые чашечки с какой-то замысловатой эмблемой.

— Документация, отчетность, дебет-кредит… Пришлось отписываться — как, что, почему. Почему на изъятие тайника — товарищ Соколов, почему не я?.. Жали меня, будь здоров. Сам понимаешь, в тех условиях… Тут наши, тут те. Вони было! Может, коньячку? — Не дожидаясь ответа, Горбунов частит дальше, словно на исповеди: десять минут позора, и все. — Спасибо твоему объяснению и рапорту. Они многое прояснили. И тем не менее на крючке повис. — Горбунов все-таки наливает себе. Опрокинул, подхватил ломтик лимона. — Но высылать было не за что — по службе все чисто. Ты ведь знаешь. А «пятно» уже наметилось. Снизошли, дали срок доработать. Вернулся. Осмотрелся. Понял, что ситуация хреновая. Явно невыездной. Смотрят косо, недоверчиво. Ходить в разведку с клеем и ножницами… Ты ведь тоже отказался… Когда заикнулся, что готов подать рапорт, возражать не стали. Промолчали так скромненько. — Он снова плеснул коньяку, но до конца не выпил, пригубил только.

— Когда уволился? — скорее машинально, чем из интереса, спросил Олег.

— За месяц до путча…