Кеворка-небожитель

— Я не обольщаюсь — я совсем и не добрый, а просто такой, как есть, и ничего не могу с собой поделать. Теперь мне даже не хочется идти в Кеоркию — боюсь, не выдержу, распадусь от жалости на части, когда увижу ее вблизи. Мне хорошо быть только служкой — там я становлюсь, как все, спокоен и упрям. И только сквозь тонкие щели глаз, когда щурюсь, у меня иногда вытекают слезы, но это такая малость, что даже строгий Хартинг смотрит на это сквозь пальцы. «В пределах допуска!» — вот что он говорит.

— Так не направить ли нам свои стопы и не толкнуться ли снова к Хартингу в его бесконечность? Там в тишине и спокойствии я сработаю мои последние вандары, а ты пройдешь проверку как новенький.

— Это будет замечательно!

Время встретило Гута, как родного брата. Приемная станция снова выплыла на поверхность — ожидалась новая перекачка из далекой незнаемой системы, и служки были нужны. Гут был принят на новенького, он быстро освоился с работой, и все говорили ему, что он похож на какого-то работника станции, который когда-то давно у них работал, только тот был, пожалуй, поспокойнее и поупрямей, а таким он, Гут, — на самом деле никогда не был. В ответ на это Гут улыбался и думал о том, как встретит новую перекачку, и как она изменит его вновь начавшуюся жизнь.

КУДА ГЛАЗА ГЛЯДЯТ…

Чапа впервые в своей жизни бежала не по следу, а куда глаза глядят. Альдебаран был так устроен, что чем быстрее вы бежите, тем меньше вы создаете шума и всяческих помех. Чапа щадила чужие глаза и уши и бежала настолько быстро, что скоро превратилась по виду в настоящего скворча, который легкой тенью скользит в этих местах по каменистому альдебарану. Почти никто ее не видел и поэтому не трогал. Однако же почти никто — не значит совсем никто. В одном из перелесков Чапа как бегущий скворч была подстрелена воином Гияном, который в качестве подарка принес ее в шатер Кинды.

Кинда принял дар воина, поблагодарил его и пообещал через хартинг жениться на его сестре. Гиян ушел довольный, что не за зря провел в перелеске трудную горячую ночь.

Чапа подняла простреленную голову и огляделась — нет ли поблизости Вити, но Вити она не увидела, а увидела прямо перед собой Гута. Он — намного чернее, чем обычно — сидел у огня, скрестив на груди руки, и смотрел прямо на нее, не узнавая.

— Я, наверное, совсем закружилась, Гут, — сказала собака, — потому что снова вернулась к тебе. Понимаешь, мне это не нравится. Ты, конечно, очень хороший, но мы — собаки — всегда верны одному человеку и нас не исправишь. Прогони меня снова, и я опять от тебя убегу.

Гут замахал руками, закричал что-то непонятное, и на его зов в шатер ввалились еще несколько таких же Гутов. Чапа закрыла глаза и сказала себе, что бредит от раны на голове.

— Это не скворч! — закричал пастух Кинда всем входящим. — Гиян, ты меня обманул! Кого же обмануть мне?

— Обмани Мулле, — сразу нашелся Гиян. — Он стал хингом. Цытирик писал: дуракам — всегда счастье. Вот мы и проверим Мулле — окончательный дурак, или есть еще надежда. Пускай поразбирается для начала в скворчах. Если он не дурак, обидится на нас из-за этого нескворча и объявит Кеоркии войну. Так мы его проверим и заодно получим новую интересную войну. А уж за нами не станет: быстро прихлопнем его со всеми его гороховыми потрохами и довесками. И будет им тогда, каркам, полный каюк — хватит портить нам пейзаж.

— Дело! — воскликнул Кинда. — Вот ты, Гиян, и отправляйся в Кваркеронию. Если Мулле ненароком снесет тебе голову своей тяпкой, Кеоркия как-нибудь это переживет. Так что — вперед!

Отступать было некуда.

Завернув Чапу в лимский лист и бросив ее в мешок, Гиян отправился к Мулле, без устали кляня себя за длинный язык. Чапа всю дорогу не переставая скулила: было неудобно лежать в мешке у Гияна за плечами, вдобавок лимский лист был очень колючий и вонзался ей то в нос, то в лапы, не давая ни на минуту забыться, к тому же ужасно хотелось пить и дотронуться языком до раненой головы, чтобы хоть как-то унять боль.

Гиян со своим беспокойным грузом добрался до Кваркеронии и остановился в раздумьи, стоит ли ему переходить границу. Он увидел, как недавно выкупленные из плена братья Горохи — этим закончилась предыдущая война — строили Мулле новое жилье, как Грибошек собирал щепки и крест-накрест складывал их в яму. Мулле важно расхаживал перед ними туда-сюда, сложив на большом животе натруженные руки, и подавал им советы, как лучше обустраивать Кваркеронию.

«Вроде бы сейчас с виду он не такой уж большой дурак, — подумал Гиян. — Положу-ка фальшивого скворча у него на виду и посмотрим, что будет… убежать мне, если что — пара плюнуть».

Не успел он скинуть мешок на альдебаран, как Мулле посмотрел в его сторону и радостно закричал:

— Кого я вижу?! Ну заходи, Гиян, заходи, пересекай границу! Теперь это ничего не значит. У меня больше не будет войн, хоть пересекай границу пятьсот раз!

«Посмотрим — увидим!» — Гиян нащупал в мешке Чапу. Сжав ее подмышкой, он пошел навстречу хингу.