Когда стало известно, что от Советского Союза в похоронах президента Кеннеди будет участвовать Микоян, и сообщено о времени его прилета, резидент распорядился, чтобы все сотрудники резидентуры под журналистским прикрытием выехали на авиабазу Эндрюс в качестве «подкрепления в обеспечении безопасности при встрече Микояна». Я не уверен, что в этом была необходимость, поскольку американская сторона приняла, как мне кажется, все меры, чтобы не произошло чего-либо неприятного. Встреча прошла спокойно, и Микоян прибыл и разместился в посольстве.
Вскоре после приезда Микояна мы обратили внимание на то, что тон антисоветской пропаганды стал мягче, в солидных изданиях, таких как «Вашингтон пост», «Тайм», и по ТВ такие материалы давались очень дозированно. Причина стала понятна, когда мы узнали, что наша делегация, возглавляемая Микояном, привезла из Москвы подборку документов о пребывании Освальда в СССР и она передана в Госдепартамент США.
Мы все вздохнули с некоторым облегчением: такой шаг Москвы означал, что мы непричастны к действиям Освальда, но ведь предстояло еще убедить в этом простого, или, как тогда говорили, «среднего», американца. А в то время в США не все хотели, чтобы он в этом убедился.
Что касается ужесточения режима безопасности в резидентуре, то он и до этих тревожных дней был достаточно строгим. Но здесь всех призвали быть очень осторожными — без острой оперативной необходимости никуда не выезжать, местонахождение каждого сотрудника в любой момент должно быть известно. Даже мне было сказано каждый день появляться в посольстве. Но надо сказать, что в те дни никто из разведчиков наружного наблюдения за собой не замечал».
Генерал 3. принял меня по предварительной договоренности в своем служебном кабинете, в одном из зданий ныне широко известного комплекса в Ясеневе, за Московской кольцевой автодорогой. Более 30 лет назад мы с 3. почти одновременно пришли в американский отдел Первого главного управления, и, хотя работали в разных направлениях: он — в вашингтонском, я — в нью-йоркском, наши кабинеты были расположены по соседству. Тогда, в 1992 году, 3. возглавлял одно из крупных подразделений российской разведки, у него за плечами работа в США, на Ближнем Востоке, в Афганистане.
Зная заранее, о чем пойдет речь на нашей встрече, он буквально надиктовал мне текст по интересующему меня периоду, когда работал в вашингтонской резидентуре: «После сообщения о покушении на Кеннеди обстановка в посольстве сложилась очень напряженная и тревожная, особенно когда в прессе пошла информация, что подозреваемый в убийстве жил в Союзе и женат на советской гражданке. То же самое происходило и в резидентуре, оперативный состав насторожился, ибо было трудно предсказать, как происшедшее отразится на оперативной обстановке. Но то, что она должна усложниться, не вызывало сомнений. Об Освальде до этого события мы понятия не имели. В Центр был направлен согласованный между руководством посольства и резидентуры запрос. Вскоре оттуда поступил ответ, что ни разведка, ни наши специальные службы в целом к Освальду отношения не имеют. Это уже вселяло в нас некоторую уверенность, хотя чувство беспокойства по поводу последующего развития событий оставалось. Ведь отношения между нашими странами были непростые, да и вся международная обстановка оставляла желать лучшего. Естественно, мы внимательно наблюдали за реакцией американской стороны. Но надо сказать, что они довольно быстро повели себя правильно, я имею в виду скорое снижение антисоветской кампании и домыслов о причастности КГБ к покушению после всплеска в первые дни после гибели президента. Воспринято нами это было с облегчением, поскольку нелегко было слышать обвинения в участии в убийстве президента той страны, где являешься представителем (конечно, под прикрытием) той службы, которую в этом и обвиняют».
Другая часть воспоминаний генерала 3. относится к более позднему периоду, поэтому она приведена мною в следующей главе.
Вот еще одно свидетельство очевидца и участника событий тех дней, В.А. Герасимова: «Вскоре после покушения началась активная антисоветская пропаганда. В посольстве раздавались телефонные звонки с вопросом: «Комми, зачем вы убили Кеннеди?» Обстановка в посольстве была напряженной и тревожной. Мы усилили меры безопасности, сократили выходы в город членов семей и технического персонала. Повысили мобилизационную готовность. В резидентуре тоже принимались необходимые меры. Что касается оценки случившегося, то у всех в резидентуре сложилось почти единое мнение, что Освальд не убивал, а был использован как козел отпущения. Кстати, накануне, 24 ноября, мы удивлялись тому, как был разрекламирован перевод Освальда из полицейского управления в тюрьму. Когда после покушения всплыло имя Освальда, то, естественно, мы обратились к подборке с материалами по переписке с Прусаковой. После консультаций с послом и резидентом, по-моему, консул (он был «чистый») передал все материалы переписки в Комиссию Уоррена».