КГБ и власть. Пятое управление: политическая контрразведка

С большой теплотой вспоминаю свое детство: вечерние костры, спортивные игры, походы. Однажды на пионерском сборе мне поручили повязать красный галстук знаменитому в те годы обер-мастеру доменных печей Ивану Григорьевичу Коробову. Я очень этим гордился.

Неизгладима память об учителях, мудрых и добрых наставниках. Не могу не назвать директора школы Александра Станиславовича Кржеминского, погибшего в застенках гестапо, математика Александру Афанасьевну Самборскую, преподавателей русского языка: «бестужевку» Александру Васильевну Пасхину и Ольгу Тихоновну Буштедт, украинского – Антонину Meфодьевну Павловскую и Иду Анисимовну Бутыльскую. Дороги эти годы атмосферой доброжелательства и дружбы, царившей в школе.

Середина тридцатых годов вообще ознаменовалась великим энтузиазмом всего народа, в центре жизни огромной страны стоял рабочий человек. В Донбассе, родине ударного труда и стахановского движения, для школяров особую гордость составляли имена земляков: шахтеров Изотова и Стаханова, машиниста Кривоноса и трактористки Паши Ангелиной. А сколько радости вызвал подвиг папанинцев, покоривших Северный полюс, перелеты Чкалова и Гризодубовой. Но мальчишки все-таки играли в Чапаева, переживали за испанских республиканцев, радовались победе у озера Хасан.

Это были годы кипучей, интересной жизни, несмотря на 1937 год, когда страну захлестнула волна репрессий, не затронувших редкую семью. Мы жили в доме инженерно-технического персонала. Отец работал на металлургическом заводе имени Кирова. Однажды после ужина, когда мать мыла посуду, он отозвал меня в другую комнату и очень спокойно, но твердо сказал:

– Тебе уже двенадцать лет, Филипп, можно сказать, мужчина. Я хочу, чтобы ты знал: меня могут арестовать. Но пойми, я ни в чем не виноват ни перед народом, ни перед товарищами, совесть моя чиста.

Я был потрясен. За что могут арестовать отца, человека уважаемого и абсолютно честного? Мелькнула мысль: в тридцатидвухквартирном доме, где мы жили, осталось всего пять или шесть мужчин, остальные были уже арестованы. А может, и они ни в чем не виноваты? Раньше такие сомнения не возникали, я, как и многие другие в те годы, был убежден: враги народа – они и есть враги. Но после слов отца многое представилось совсем в ином свете. Вскоре отца уволили с завода, и он около года был без работы, в местных газетах то и дело появлялись статьи, где его всячески поносили, хотя нельзя было даже понять, за что. По ночам мать вскакивала на каждый шорох и бежала к двери. Над семьей явно нависла угроза. Вскоре нам совсем не на что стало жить, пришлось продавать любимые книги, вещи. К счастью, лихо пронеслось мимо. Но этот год заставил задуматься о многом, запомнился на всю жизнь, и много лет спустя, когда в руководимом мной аппарате ставился вопрос о применении мер пресечения, связанных с заключением под стражу, я искал хоть какую-нибудь возможность, чтобы не прибегать к репрессиям. И нередко находил.

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. В октябре к Донбассу подошли немцы. Поспешно отходили войска, уехало и городское начальство. Макеевка оказалась в обстановке полного безвластия, в городе появились мародеры, которые принялись грабить склады и магазины. Жители в страхе затаились в своих домах. Надолго остались в памяти жуткие картины этих грабежей и бесчинств.

Не могу не описать два эпизода.

В один из дней безвластия мы с товарищами рано утром пошли по городу в поисках хлеба. Идем по главной улице и вдруг слышим оглушительный рев и свист. Это толпа бесчинствующих, возбуждая себя, неслась в нашу сторону. Деваться некуда – прижались на крыльце дома, в котором размещалось ателье «Индпошива». Оказалось, что мародеры мчались именно сюда, и нас мигом затолкали в помещение мастерской. В одно мгновение было разграблено все: недошитые костюмы, материал, сорваны шторы, обшивка кресел и диванов. Уже в пустое помещение вбежал последний грабитель и за неимением ничего другого схватил мелки портных.

Как-то раз мы ночевали на квартире одного из товарищей, окна которой выходили на соседний двор фабрики-кухни (так называли тогда рабочие столовые). Во дворе были свинарники. Ночью нас разбудил дикий визг свиней и крики людей. Глазам предстала страшная картина. Грабили свинарники. Свиней не просто убивали, а живых рубили на части: кому ногу, кому голову, смотря что у кого оказалось в руках.

Позже я видел войну, сталкивался с массовыми беспорядками. И конечно, не обходилось без жертв. Однако и сегодня страшная картина грабежей в Макеевке стоит перед глазами. Картина анархии, рожденной безвластием. Она невольно оживает вновь и вновь, когда думаешь о том, к каким последствиям может привести разгул преступности, ослабление властных структур, поощрение вооруженных формирований, инспирирование межнациональных и сепаратистских конфликтов. Головорезы всегда найдутся.