КГБ и власть. Пятое управление: политическая контрразведка

За столом — трое: Горбачев, Крючков и я. Мы беседуем уже почти сорок минут. Я благодарю Горбачева за доверие, позволившее мне долгое время работать на высоких постах. Далеко не всегда я говорил то, что хотелось бы слышать членам Политбюро и правительству, старался не затушевывать подлинное положение дел. Вот и сейчас не могу уйти, не сказав о своих тревогах. Я не стал скрывать, что авторитет Горбачева в обществе заметно упал, что к нему стали относиться настороженно и демократы, и коммунисты. Надо что-то делать, надо внести ясность в ту линию, которую проводит руководство страны. Неуверенность центра может привести к большой крови. Я говорил о весьма конкретных вещах.

Горбачев внимательно слушал и, казалось, был признателен за откровенный разговор.

Я не предлагал никаких конкретных мер, лишь хотелось высказать то, что наболело. Межнациональные конфликты уже весьма ощутимо давали о себе знать. Прибалтийские республики открыто не признавали центр и явочным порядком порывали с государством. Только что произошли события в Вильнюсе — нашему поколению вряд ли удастся до конца уяснить их смысл, в стране растет недовольство повышением цен, ростом преступности, наступлением коррупции.

Михаил Сергеевич почти не перебивал меня. Он выслушал все мои оценки событий в Фергане, Сумгаите, Тбилиси, Баку, в других «горячих точках», где мне довелось побывать, и заметил, обращаясь к Крючкову:

— Много мы его погоняли. — Потом обернулся ко мне: — Сколько же тебе пришлось пережить? Действительно здорово досталось!

Потом Горбачев поблагодарил меня за службу, сказал хорошие слова:

— Твоя честная жизнь не вызывает вопросов, тебя ничто не должно волновать. Но мы тебя не жалели, — повторил он, — куда только ни бросали.

Потом умолк и после недолгой паузы задумчиво сказал:

— Внуков жалко.

Я был потрясен. Значит, он думает о будущем и его предвидение совпадает с моим? Выходит, он знал, куда завел страну.

Беседа подошла к концу, мы встали. Я вышел из кабинета. В голове сумятица. По дороге в Комитет спросил у Крючкова:

— Как ты понял его последние слова?

Он пожал плечами. Потом произнес только одно слово:

— Поражен!

Мы поднялись в его кабинет, обменялись ничего не значащими фразами. Крючков пригласил меня в комнату для отдыха, налил по глотку водки и сказал:

— Выпьем за внуков.

Сорок пять лет остались позади. Впереди размышления, думы, оценки прошлого, итоги нескольких десятилетий изнурительного труда, и вот они подведены: жалко внуков…

Взгляд в будущее

ТРУДНО НАЙТИ ИНЫЕ СЛОВА для начала любой публикации на тему о жизни нашего общества. Так мне показалось. Посему и пишу, как многие: страна переживает тяжелое время. Общество не может опомниться от недавних потрясений. Людей не покидает мысль об их неизбежности в будущем, и вопрос о завтрашнем дне — далеко не праздный.

Ответ на него сегодня чаще всего связан с идеями о возрождении России, программы самых разных партий, блоков и объединений провозглашают эту идею. Они оправданно видят в ней путь к сплочению общественных сил, озабоченных поисками выхода из кризиса.

Никто не смеет оспаривать благородства этой идеи, тем более опровергать ее. Но ответить на вопрос, о какой России идет речь, представляется закономерным. Нетрудно видеть, что в понятие России вкладывается не единый смысл. Его содержание зависит от того, кто выдвигает сам лозунг возрождения. И это объяснимо, так как проблема в том, что Россия ассоциируется с двумя временными периодами: с Российской империей и Союзом Советских Социалистических Республик. Февраль не успел закрепить себя в государственном наименовании.

Если это так, то и, казалось бы, общее течение к возрождению России неизбежно раздваивается на два русла. И весьма сомнительно, что они могут слиться в единое. И дело не только в общественно-политическом строе, в экономической структуре до- и послеоктябрьской России. Просто и той, и другой России как государства сегодня не существует.

И кризис, переживаемый сегодня, — не кризис государственности, не кризис экономический. Это кризис разрушенного государства, потерявшего не только свой строй и экономический уклад (так было в октябре 1917 года), но и свою территориальную целостность. На территории СССР образовалось пятнадцать признанных мировым сообществом государств.

Сомнительно, что идея возрождения России для четырнадцати из них может стать путеводной звездой. Для России же, если иметь в виду Российскую Федерацию, сохранившуюся после СССР, первейшей задачей становится скорее не возрождение, а строительство нового государства. Идея создания нового государства, его экономической основы, возможно, помогла бы найти выход из тупика, сплотить разнополярные силы общества. Сплотить, чтобы созидать, сплотить, чтобы не разрушить оставшегося.

Если допустить жизненность подобной перспективы, то неизбежно дать право на жизнь и концепции создания и развития нового Российского государства. Возрождение войдет в нее кровной составной частью.