КГБ и власть. Пятое управление: политическая контрразведка

И когда ее спрашивали, почему она этого не сделала, имея свои претензии к советской власти, — она называла три причины, непреодолимая сила которых позволила ей сохранить себя.

Причина первая. Искренняя, непреодолимая любовь к своему мужу — Родиону Щедрину. Без него она не видела свою жизнь. По духу своему он православный человек, его генетический духовный код от отца — сельского священника. К России, к русской культуре, истории, обычаям прикован накрепко. И музыку свою он не представлял без этого. Как говорит Плисецкая, увести Щедрина от России было бы жестоко, и мне не по силам.

Причина вторая — совесть. Остаться, — говорит Плисецкая, — значит обмануть людей, которые поверили в твою порядочность и искренность, а без обмана — не убежишь. И дальше удивительные слова, которые не услышишь в наше время: «Знаю, что наивно, но мне было неловко, совестно, стыдновато было бы… перед Хрущевым, перед Евгением Петровичем Питоврановым». Конечно, перед Филиппом Денисовичем Бобковым.

Причина третья — сцена Большого театра. Как она об этом душевно говорит: «Сцена Большого, нечеловечески прекрасная сцена Большого тоже была одной из причин, почему я не осталась на Западе. Перетанцевала я во всех престижных театрах мира. Но такой удобной, самой удобной во всей Солнечной системе, во всем мироздании сцены, как в Большом, не было нигде!.. Она была для меня родным существом. Одушевленным партнером. Я разговаривала с ней. Благодарила ее. Каждая дощечка, каждая щербинка была мной освоена, обтанцована. Сцена Большого вселяла в меня чувство защищенности, домашнего очага. Я, словно футболист, лучше играла и любила играть на своем поле…»

Конечно, и Питовранов, и Бобков чувствовали творческие натуры, понимали их. Могли определить: есть совесть у человека или нет. Бобков в отношении людей, которых защищал от чиновничьего произвола, говорил одну запоминающуюся фразу: «Для государственной безопасности этот человек опасности не представляет».

Чем ставил в тупик чиновников от партии и культуры.

Часть третья Политическая контрразведка: агентура, анализ, новая реальность

Глава 16. Пятое Управление: офицеры и джентльмены

Основатель и глава послевоенной немецкой разведслужбы Рейнхард Гелен как-то в сердцах бросил своим коллегам: «Наше дело настолько грязное, что заниматься им могут только настоящие джентльмены».

А дела пятого Управления? Как заметил Бобков, даже среди сотрудников КГБ отношение к Управлению было неоднозначным. Некоторые увязывали его с «грязной работой». Тем не менее «чистая» работа все больше зависела от оперативного мастерства. То, что офицеры этой службы осваивали самые темные закоулки душ своих подопечных и при этом старались как можно меньше наследить, действительно приближало их к профессионалам джентльменского уровня.

Ветераны с радио «Свобода» однажды скажут, что профессиональные чекисты считали для себя постыдным служить в «жандармской пятерке». И брали, мол, туда более ни на что не годных. Это мнение специалистов со «свободного радио» — филиала ЦРУ. А в самом ЦРУ, в управлении тайных операций, знали, с кем имеют дело: в «пятерке» работали те, кто мог быть и политиком, и идеологом, и социологом, и специалистом «паблик рилейшнз», и оперативником в одном лице.

Конечно, своеобразная была деятельность. Если офицер пятого Управления «служил» по межнациональным отношениям, то обязан был изучать ситуацию в целой области или республике, изучать и вширь, и вглубь, изучать исторические и современные особенности, изучать и оперативным путем, и привлекая ученых. И выстраивать стратегию снятия межнациональной напряженности и националистических выступлений. Партийные комитеты могли не понимать этой стратегии, и нужно было убеждать, объясняя последствия возможных кризисных ситуаций, которые «свободное радио» из-за кордона всячески возбуждало.

А если офицер «пятерки» работал с творческой интеллигенцией, он стремился узнать ее муки и искания, повадки и стиль, настроения и национальные ориентиры. И при этом знать проблемы быта, денег и поощрений, моральных и материальных, столь чутко воспринимаемых. Он должен был уметь говорить с этими «художественными» людьми на их языке, быть понятым и неотторгнутым. И это, когда те же западные центры и «свободное» радио обволакивали художников своим навязчивым вниманием и заботой об их творческом продукте.

Офицеры «пятерки» — одновременно контрразведчики и специалисты «паблик рилейшнз», причем «пиара» белого и черного. Их объединял не только КГБ, самая некоррумпированная организация в СССР, но еще теснее — корпоративная мораль пятого Управления, мораль профессионалов политической контрразведки, взращенных Бобковым.

Что значил профессионализм на их языке?

Однажды молодой генерал на одном дыхании, с блеском в глазах, выдал спич: