Однако Москва рекомендовала не допускать конфронтации и не гасить «процесс», а в то же время приказывала держать войска наготове и ни в коем случае не допустить погромов или захвата правительственных учреждений. Такие указания давал М. С. Горбачев, который находился в то время в Англии, но постоянно поддерживал связь с Москвой и был в курсе дела. Ни одна команда не поступала в Тбилиси без согласования с ним.
Многие в подробностях рассказывали о «тайной вечере» в аэропорту Внуково после возвращения Горбачева из Лондона. Я там не был, но мне позвонил Крючков и передал, что Горбачев одобрил ввод войск в Тбилиси для наведения порядка. Шеварднадзе и Разумовский должны были вылететь в Тбилиси для руководства на месте.
Как сообщил Крючков, он звонил Председателю КГБ Грузии Гумбаридзе, просил его постоянно следить за обстановкой, но никаких силовых акций не предпринимать.
Я разговаривал с Гумбаридзе по телефону, и он подтвердил, что получил это указание Крючкова, а потом сообщил, что приезд Шеварднадзе и Разумовского отложили по просьбе Первого секретаря ЦК Грузии Патиашвили, который обещал обойтись собственными силами и удержать развитие событий. На мой вопрос об обстановке в городе Гумбаридзе ответил:
— Дело плохо. Толпа жаждет действий. Лозунги — антисоветские. Но мы пока держимся, хотя уже звучат призывы идти штурмовать Дом правительства.
О том, что в столице Грузии задействованы войска, речи не было.
В шесть утра меня разбудил новый звонок Гумбаридзе:
— У нас беда. Войска очищали площадь, погибло двенадцать человек.
Я доложил обо всем Крючкову, он — Разумовскому, и мне было приказано немедленно вылететь в Тбилиси.
В который раз лечу в Тбилиси. Мне всегда доставляли радость встречи с этим городом, с его историей, людьми. «Холмы Грузии печальной» всегда манили своей самобытностью, а люди этого благословенного края — честностью и благородством души, верностью своему слову и дружбе.
Особое чувство испытываешь, когда летишь в самолете над Главным Кавказским хребтом и видишь внизу Эльбрус и Казбек. Величественная, строгая и суровая красота…
Однако полет в Тбилиси после тревожной ночи совсем не располагал к восхищению красотами природы. Все мысли были обращены к событиям. Я сознавал ответственность своей миссии и не очень понимал несколько отстраненную, как мне показалось, позицию партийного и государственного руководства Грузии. Это было заметно даже по тому, что информацию о ночных событиях мы получили из республиканского КГБ, тогда как правительственные и партийные каналы связи безмолвствовали.
Все это очень настораживало, ибо так уже не раз бывало: события развивались у всех на глазах, а ответственность за их исход возлагалась почему-то на аппарат госбезопасности. Конечно, так жить легче, и к этому все уже привыкли. Кому хочется докладывать начальству неприятные веши? К тому же в случае какого-либо провала всегда можно сказать: «Опять КГБ влез не в свое дело!»
А не влезать было нельзя. Кстати, о чернобыльской аварии руководство страны первыми известили сотрудники КГБ. Но и тогда М. С. Горбачев, которого подняли с постели, упрекал за несвоевременный доклад.
О том, что в Тбилиси события развиваются не лучшим образом, знали все, но первым из Москвы туда полетел все-таки заместитель Председателя КГБ, а не кто-нибудь другой. Я приближался к этому городу с тяжелым чувством, понимая: волнения в Тбилиси вслед за карабахской трагедией сулят нерадостную перспективу.
По приезде в Тбилиси выяснилось: к вечеру 8 апреля обстановка в городе накалилась, и вот-вот должен был начаться штурм Дома правительства. Это подтверждают и сделанные в ту ночь на площади магнитофонные записи.
Кто-то перекрыл выходы с площади с целью устроить давку. Это сделали не военные, а сами молодчики, устроившие беспорядки. Все, кто погиб тогда на площади, стали жертвами давки.
Но несмотря на разные кривотолки, основные виновники трагедии, те, кто вывел людей на площадь, призывал к антиконституционным акциям и требовал крови, были арестованы. Знакомые имена: Гамсахурдия, Костава, Чантурия, Церетели — всего шесть человек. Начавшееся следствие внесло впоследствии полную ясность…
К концу того же дня в Тбилиси прилетели Шеварднадзе и Разумовский. Почему только к концу дня? Неизвестно…
Поздно вечером состоялось бюро ЦК компартии Грузии. Говорили долго и много, однако никто не осуждал принятых мер, хотя жертвы трагедии были налицо.
Тогда же признали необходимым разоблачить роль подлинных провокаторов, тех, кто собрал людей, кто подстрекал их к противоправным действиям.
— Мы должны поддержать действия ЦК КП Грузии. И не дать в обиду товарища Патиащвили, — сказал в конце заседания Шеварднадзе.