КГБ играет в шахматы

Матч с Дорфманом проходил в Москве, в Центральном доме Советской армии, в холле, в котором обычно перед похоронами лежали в гробах умершие советские маршалы. На стенах холла я обнаружил картины Левитана, Шишкина, других русских классиков. Картины остались на стенах, наверное, с тех дореволюционных времен, когда здание это занимал Екатерининский институт благородных девиц.

Матч проходил в нервной борьбе, с кучей ошибок и кончился вничью. Думаю, на нас обоих давила несправедливость назначения этого матча. Перед дополнительными партиями, которые должны были выявить одного победителя, мы с Дорфманом взбунтовались и отправились в Спорткомитет с протестом.

Идея бунта, впрочем, принадлежала не нам. Перед последней партией матча известный тренер Борис Пос-товский случайно встретил на улице тренера Дорфмана Батурина и посоветовал тому, если матч закончится ничьей, идти в Спорткомитет жаловаться. А потом позвонил мне и повторил свой совет.

Итак, мы отправились к заместителю председателя Спорткомитета Виктору Ивонину, главенствовавшему над шахматами. Нас сразу же ввели в его кабинет, как будто бы нас ждали. В кабинете у Ивонина неожиданно оказался и председатель Спорткомитета Сергей Павлов. Бывший руководитель комсомола в СССР и некогда конкурент Андропова на должность шефа КГБ, Павлов показался мне жизнерадостным и плутоватым человеком — противоположность высохшему кагэбэшно-партийному стручку Ивонину. Не выслушав толком наши претензии, Павлов удивил нас вопросом: «Почему вы раньше не жаловались?» Мол, они, естественно, пытаются нас нажулить, а для нас естественно отбиваться.

Похоже, Павлов был готов к нашему визиту, немедленно распорядился прекратить матч и утвердил нас обоих чемпионами СССР 1977 года. Возможно, прослу-шиватели моего или дорфмановского телефона предупредили спорткомитетское начальство, и начальство приняло это решение еще до нашего прихода.

В следующий раз я увидел Павлова по телевидению во время всенародной неискренней скорби по умершему Брежневу. Павлов был одет в черное, и на фоне всеобщего лицемерия, кажется, действительно скорбел. «Леонид Ильич был великим человеком, — сообщил Павлов телезрителям, — он умел прощать ошибки». Павлов знал, о чем говорит: сменщик Брєжнєва Андропов ошибки не прощал и, воцарившись, немедленно отправил Павлова послом в какое-то место, которое и на карте-то не сыщешь. Какие ошибки Андропов не простил Павлову, я не знаю, — то ли старую конкуренцию за пост шефа КГБ, то ли загулы с комсомолками и спортсменками в гостинице «Юность», о которых ходила глухая молва.

Следующее мое тесное общение с гэбэшниками произошло осенью того же 1978 года (матч с Дорфманом игрался в начале 1978 года) на шахматной Олимпиаде в Буэнос-Айресе. В команду я попал почти случайно. За женскую команду должна была играть моя жена, Аня Ахшарумова, и нас обоих в Аргентину, я догадывался, не пустят. Но к Олимпиаде Аня прилично забеременела, и меня взяли.

Не существовало ничего унизительнее, чем быть членом большой советской делегации за границей, то есть быть «советским» среди нормальных людей. Я бывал уже к тому моменту в шахматных поездках по миру. Но обычно моими спутниками были коллеги. Даже на межзональном турнире в Швейцарии в 1976 году большую группу шахматистов разбавляли лишь по-своему рациональный полковник юстиции Виктор Батуринский и тихая стукачка, врач Алла Карповна. В Буэнос-Айресе же мы были поровну — десять участников мужской и женской команд в делегации из двадцати человек. Тут был и переводчик, не знавший испанского, и доктор, который на меня «настучит», но только двумя годами позже. Хоть, конечно, «стучал» он и в Аргентине.

Тренер женской команды Котков велел своим подопечным гостиницу не покидать, поскольку «город полон бешеных собак». Так ему было бы легче контролировать шахматисток. Впрочем, в середине Олимпиады проблема тренеров решилась сама собой. У Коткова и у тренера мужской команды Антошина начался коллективный запой, и мы их почти не видели.

В общем, в Буэнос-Айресе я решил: хочу быть нормальным человеком. Хочу ездить на турниры вне зависимости от беременности своей жены и милости Спорткомитета. Не хочу чувствовать постоянный стыд за свою страну. Не хочу, чтобы мой подоходный налог и валюта, которую я должен был сдавать после турниров в Спорткомитет, шли на содержание ГУЛАГа и поддержку террористов по миру. Я решил: возвращаюсь в Москву и начинаем с женой процесс эмиграции.

Кстати о валюте. В последний мой день в Буэнос-Айресе произошел странный случай. Организаторы нас в тот день уже не кормили. Я зашел в банк, чтобы поменять десять долларов, выданные мне в Москве, и потратить полученные песо на знаменитый аргентинский бифштекс.