КГБ играет в шахматы

Паша сидел в самолете на ряд впереди меня и, оборачиваясь, пытался поделиться набегавшими мыслями.

При этом он все время прикрывал рот ладонью. Считалось, что гэбэшники могут на расстоянии читать по губам. Кто его знает, — может, и была у них такая техника. Я кричал бывшему «писнику»: «Паша, убери руку! Мы на свободе!» Паша смущенно улыбался: «Да, конечно». Но через минуту его ладонь вновь возвращалась к губам. Что поделаешь, многолетняя привычка.

Чувство свободы, о котором я кричал Паше, с момента нашего отъезда надолго стало доминантой, которую я ощущал постоянно всеми своими органами, включая кожу. Видимо, надо чего-то страстно желать на протяжении семи лет, чтобы, добившись, по-настоящему пережить это.

Года через полтора после нашего отъезда из СССР я играл в Лос-Анджелесе в турнире American Open. После первого дня соревнования я провел бессонную ночь — ужасно мучил зуб мудрости. Наевшись аспирина Bauer, я сыграл утреннюю партию и отправился к врачу удалять вредный мудрый зуб. И вот я играю вечернюю партию со ртом, полным крови после операции, и думаю: «Стало ли менее острым после зубных мучений чувство свободы, которое я ощущаю кожей? Нет, не стало!»

В 1990 году на турнире в Линаресе, ближе к финишу, я выиграл партию у Гарика Каспарова, доведя наш личный счет до 3:0. После партии ко мне подошел известный испанский шахматный журналист Леончо Гарсия, носящий среди шахматистов ввиду полного отсутствия растительности на его голове прозвище Череп, и, протянув мне микрофон, задал вопрос, на который, как ему казалось, он предвидит мой ответ.

— Какой момент в вашей жизни стал самым счастливым моментом после вашего отъезда из Советского Союза?

— Самым счастливым моментом в моей жизни, — не задумываясь ни на секунду ответил я, — был сам момент моего отъезда из Советского Союза.

Виктор Корчной

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Много труда мне стоило озаглавить эти несколько страничек, которые должны войти дополнением в важную книгу. А вот: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй!» Вообще, это эпиграф к книге «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, долженствующий продемонстрировать ужас самодержавия, правящего в России. Радищев взял эту фразу из «Телемахиды» В. Тредиаковского. Но к описанию организации, претендующей править ныне в России, эта фраза годится.

Студент исторического факультета Ленинградского университета имени А. А. Жданова, я нимало не интересовался политикой, несмотря на то что занимался в группе «международных отношений». Специфика группы потребовала дополнительного изучения иностранных языков — латынь и французский (помимо принятого к изучению всем факультетом английского) нужно было «сдавать» на третьем курсе. По-видимому, из нас собирались сделать крупных ученых. Тем не менее политика, как внутренняя, так и внешняя, меня ничуть не интересовала.

Окружающая жизнь сообщала кое-что. Под 9 мая, когда бывали амнистии, в поездах встречались угрюмые люди интеллигентного вида… Доводилось разговаривать… Я знал десятки, сотни анекдотов, антисоветских в том числе, но выводов никаких не делал. В газетах публиковались пламенные речи А. Я. Вышинского и Я. А. Малика на заседаниях Организации Объединенных Наций, но не помню, чтоб я прочитал хотя бы строчку.

Я входил в шахматный мир, стараясь не отягощать свой мозг посторонними дрязгами. Но в шахматном мире бывали умные головы. И они делились со мной своими мыслями, чувствами, эмоциями. Один гроссмейстер рассказал мне: в Советском Союзе ведут политику три силы: партия, армия, КГБ. Как правило, они работают совместно, но в некоторых случаях две силы объединяются против третьей. Так, когда нужно было убрать Берию (1953), армия объединилась с партией; когда пришла пора снять Хрущева (1964) — объединились партия и КГБ.

В тюрьмах и лагерях находились миллионы людей, но прочесть об этом было невозможно — цензура работала прекрасно. Однажды в конце 1960-х годов меня посетил один геолог. Подарил мне несколько шахматных фигурок, кое-как сделанных из дерева. Рассказал такую историю: на Колыме поставили лагерь. Привезли туда несколько сот заключенных, стражу, еды на месяц. А потом начальство про этот лагерь забыло. Когда через полгода на это место пришли геологи, они смогли подобрать только сотни скелетов и… шахматные фигурки.

С началом моих поездок за рубеж я сразу обратил внимание на заместителя руководителя делегации, офицера КГБ, «переводчика». Персона совершенно отличная от всех остальных, с функциями тоже резко отличными. «Неглупо, — подумал я, — маленький человек, «переводчик», вносит свой вклад в большую политику!»