КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева

Весной 1934 года Берджесс поменял тему своих исследований, и место «Буржуазной революции XVII века» заняло «Восстание сипаев». Но и на эту работу у Берджесса не хватило творческого запала вследствие того, что его все больше и больше поглощала тайная война против фашизма. В мае, вскоре после того, как Филби вернулся в Лондон и приехал в Кембридж, Берджесс из первых рук получил информацию о том, какие приключения пришлось пережить Филби при его контактах с подпольем Коминтерна в Вене. По словам Горонви Риза восхищение Берджесса Филби было «настолько велико, что трудно было понять, на каких объективных данных оно было основано». Возможно, также в мае, в одном из кафе Ист-энда состоялась первая встреча Берджесса с Арнольдом Дейчем, которого, как и Филби, он знал просто как «Отто». Берджесс написал Филби письмо, в котором проинформировал о своих успехах по вербовке. Филби, по его словам, «ответил и поздравил его». Летом 1934 года, с одобрения Дейча Берджесс посетил Германию и Россию в сопровождении оксфордского коммуниста Дерека Блейки (впоследствии погибшего во время Второй мировой войны). Поездка в Германию проходила в драматическое время. Не успели они обсудить с одним молодым немецким коммунистом возможные способы бегства в Россию, как услышали отзвуки ружейной стрельбы. Это было 30 июня 1934 года — «ночь длинных ножей», в течение которой Гитлер сводил счеты со своими соперниками по нацистской партии.

По словам одного из своих доверенных ЛПК, Берджесс за время своего визита в Москву встретился с Пятницким, заведовавшим Отделом международных связей Коминтерна, и Бухариным, бывшим председателем Коминтерна. Эта поездка еще больше убедила его в том, что он работает на Коминтерн, который вел тайную войну против международного фашизма. Но по возвращении Дейч убедил его в том, что для того чтобы вести тайную войну, ему, как Филби, необходимо уйти в подполье и порвать все видимые связи с Коммунистической партией. Берджесс справился с этим, но, на взгляд его друзей, несколько эксцентрично: он поставил Сталина в один рад с фашистскими диктаторами; определив фашизм как «предвестник будущего». Даже на тайных собраниях «Апостолов» он скрывал свои политические убеждения:

«Какую бы идею ни обсуждали, у него всегда были наготове удачная цитата, забавный анекдот, неприличное сравнение или уничижающе находчивый ответ. Если в обществе обсуждался политический вопрос, он предпочитал говорить такими метафорами, смысл которых был мало понятен. Если его прямо призывали высказать свои убеждения, он выкатывал свои яркие голубые глаза и, посмотрев на бросившего вызов своим обезоруживающе улыбающимся взглядом, начинал говорить о чем-то совершенно другом.»

Добившись от Берджесса согласия использовать по крайней мере некоторые принципы работы агента НКВД, Дейч также убедил его отказаться от рада идей, входивших в его первоначальный план создания ячейки Коминтерна, задуманной как имитация немецких «фюнфергруппен». С каждым завербованным в Кембридже вели индивидуальную работу сначала Дейч, а затем Малый. Тем не менее Берджесс выказывал полное пренебрежение ортодоксальными принципами этого ремесла, по-прежнему рассматривая агентурную работу как что-то вроде общественной нагрузки, выполняемой совместно с друзьями. Как признался позднее Филби, «именно Берджесс настаивал на поддержании связи между нами всеми». Именно эта настойчивость почти что привела в 1951 году к провалу Филби.

По подсказке Дейча Дональд Маклин оборвал, в то же время что и Берджесс, все свои связи с Коммунистической партией. После сдачи с отличием выпускных экзаменов академического курса иностранных языков в июне 1934 года, желанием Маклина было или поехать в Советский Союз преподавать английский, или остаться в Кембридже и приступить к работе над докторской диссертацией по философии. Темой своей диссертации он видел «марксистский анализ деятельности Джина Келвина и подъем буржуазии». Вместо этого летом он сказал матери, что собирается попробовать поступить на службу в Министерство иностранных дел. Леди Маклин была рада этому, но поинтересовалась у сына, не помешают ли его намерению его коммунистические убеждения. «Ты, должно быть, сочтешь, что верчусь, как флюгер, — ответил тот, — но дело в том, что я недавно отошел от всех этих дел. „ Почти весь следующий год он провел с репетитором, жившим недалеко от Британского музея, готовясь к экзаменам для поступления на службу в министерство, которые должны были состояться в августе 1935 года. Сдал он их блестяще. Позднее Маклин рассказывал, как во время последнего собеседования его спросили о его «коммунистических взглядах“, проявившихся в Кембридже:

«Передо мной тут же встал вопрос: солгать или нагло выкрутиться? Я решил нагло выкрутиться. „Да, — сказал я, — у меня были такие взгляды, и я еще не до конца от них избавился“. Думаю, им понравилась моя честность, потому что они закивали, потом посмотрели друг на друга и улыбнулись. Затем председатель сказал: „Спасибо, на этом все, господин Маклин“.