КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева

Гордиевский был поражен, когда увидел, читая досье Бланта, что через каждые пятьдесят страниц, начиная с лета (или осени) 1941 года и до конца войны, подшито сообщение: «Генеральный штаб выражает агенту искреннюю благодарность.» Подобные сообщения в досье агента вещь крайне необычная, по мнению Гордиевского. Хотя Горский был неприятен Бланту, сознание его собственной значимости подогревалось регулярными благодарностями Генерального Штаба и Московского центра. Досье Бланта свидетельствует, что он сделал три чрезвычайно важных вклада в советскую разведывательную деятельность. Во-первых, он представил, как полагает Гордиевский, «самую подробную информацию» по МИ5, включая список агентов, и даже ухитрился добраться до досье, находящихся вне компетенции Отдела В. Во-вторых, Блант представил результаты своих собственных наблюдений за посольствами нейтральных стран. В-третьих, он сообщал разведданные о дислокации и составе немецких войск, о намечаемых боевых операциях. Блант имел доступ к деталям «двойной игры», с помощью которой немцам давали дезинформацию через перевербованных агентов абвера в Англии. Основным его источником информации о немецких войсках был его бывший ученик Лео Лонг.

В 1938 году, когда Лонг закончил Тринити-колледж, НКВД в Англии испытывал большие трудности — в лондонской резидентуре вообще не было ни одного человека. Москва не дала четких указаний относительно будущего Лонга. Поэтому в 1938—39 годах Лонг преподавал во Франкфурте, чтобы иметь возможность лично ознакомиться с фашистской Германией. С началом войны он записался в легкую кавалерию, но благодаря прекрасному владению немецким языком попал в разведку в звании лейтенанта. В декабре 1940 года Лонга направили в Отдел МИН Министерства обороны, который занимался сопоставлением и анализом разведданных о боевых порядках немецких войск. Здесь у него был свободный доступ к суперсекретным разведданным, полученным в результате успеха специалистов с Блечли-парк, которым в мае 1940 года удалось разгадать систему шифров люфтваффе, созданных шифровальной машиной «Энигма». Когда в 1942 году были разгаданы шифры «Энигмы», предназначенные для сухопутных войск, Лонг получил доступ и к ним. В начале 1941 года Лонг возобновил контакты с Блантом. Он вспоминал потом, что «Блант принялся за дело там, где мы остановились, и попросил передавать ему любую информацию, которая может быть полезной русским.» Встречались они каждую неделю, как правило во время обеда, в пивной на Портман сквер или в баре Рейнера на Джермин стрит. Лонг под столом передавал «выжимки из недельной добычи», как он сам это называл. «Блант никогда не пытался шантажировать или подкупать меня, — вспоминал Лонг, — потому что мы оба были привержены делу коммунизма».

Досье Лео Лонга в КГБ объясняет одну тайну, которая повергала в недоумение западные разведки и многих писателей-детективщиков с сентября 1945 года, когда в Оттаве сбежал шифровальщик Игорь Гузенко. Из переданной Гузенко информации, ограничивающейся в основном деятельностью ГРУ, наибольшее значение имели сведения о советской шпионской группе в Канаде и об атомном шпионаже. Но он также сообщил о существовании двух агентов ГРУ под псевдонимом Элли. Первой была мисс Кай Уиллшер, заместитель архивариуса британского посольства, осужденная в марте 1946 года на три года тюрьмы за нарушение закона о государственной тайне. Гузенко не знал настоящего имени второго агента, скрывавшегося под псевдонимом Элли, но знал, что тот работал в Англии. Тем не менее он дал множество неполных, путаных, а порой непонятных «наводок». Питер Райт вспоминал позже:

«Он сказал, что знал о существовании шпиона в „пятом МИ“. Он узнал об этом от друга — Любимова, который работал вместе с ним в главной шифровальной в Москве в 1942 году… По словам Гузенко, с этим Элли было связано что-то русское — то ли про нахождение, то ли он бывал в России, то ли говорил по-русски. Элли был важной фигурой, потому что сумел изъять из МИ5 досье, относящиеся к русским в Лондоне… Гузенко сказал, что, когда поступали телеграммы от Элли, в шифровальной всегда присутствовала женщина, которая первой читала расшифровки, и если там было что-то важное, несла их прямо Сталину».

Через несколько лет на повторных допросах Гузенко изменил некоторые детали. «Пять МИ» стало просто МИ5. Но к тому времени алкоголизм и все ухудшающаяся память Гузенко не позволяли уже восстановить реальную историю второго Элли, о котором он говорил на первом допросе.