– Я очень сожалею, мсье, но эти часы не продаются, – произносит торговец, жестом фокусника смахнув банкноту с прилавка. – Они – наш торговый знак. Я очень сожалею… Странно, но вот уже более десяти лет все наши покупатели почему-то начинают с этих часов, не знаю, что и думать! Впрочем, голова в них, действительно, впечатляющая… Не угодно ли мсье взглянуть на этот чернильный прибор. В нём, правда, голова чернокожего, но тем не менее…
Намёк на мои техасско-расистские наклонности принят, а упоминание о сроке пребывания головы в часах разжигает тлевший в моей башке фитилёк воспоминаний. Там уже вовсю полыхает пожар, и виной тому голова отца призрака коммунизма в маятнике! Я выкладываю ещё одну стофранковую купюру, которая, так же как и первая, мгновенно исчезает под прилавком, и иду ва-банк:
– Неужели за десять с лишним лет вы не сумели заказать себе ещё одни часы с
– Это
Внутреннее напряжение у нас с Татьяной достигло апогея – я это чувствую по тому, как крепко она сжимает мою руку выше локтя, – но мы с напускным спокойствием выслушиваем лекцию о подготовке головок к предпродажной экспозиции. Разумеется, при каждой многозначительной паузе визави я тут же выбрасываю на прилавок очередную купюру. Из тех, что получены на сдачу. Фантастика – я волей случая оказался на правильном пути! Плохо одно: это должно было произойти ещё в восемьдесят втором…
Сразу оговорюсь: мумифицирование человеческих голов имеет мало общего с работой специалистов, колдующих над телом Вождя в Мавзолее, хотя в обоих случаях это очень долгий процесс, включающий множество трудоёмких операций. А в случае с головами ещё и смертельный риск, потому что в Мавзолее изначально обрабатывают мёртвое тело, а головы накануне процесса мумификации должны быть непременно живыми…
В отсеченной голове просверливается маленькое отверстие, через которое внутрь запускается особый вид муравьёв, пожирающих мозг. Чтобы эти прожорливые твари не добрались до кожного покрова и мягких тканей головы, в ноздри и уши вставляются специальные пробочки. Когда муравьи вычистят полость черепа, туда впрыскивают консервант, который обычно используется в моргах, чтобы воспрепятствовать процессу разложения.
– А-а, формалин! – в унисон произносим мы с Татьяной. В наших голосах сплошное разочарование.
– Не совсем! В него добавляется ещё целый букет трав, известных только одному человеку – магу, который и руководит всем процессом. Затем полуфабрикат, – да-да, человек из-за прилавка так и сказал – полуфабрикат! – некоторое время, пока не размягчатся кости черепа, выдерживается в специальном растворе. При этом одновременно происходит стягивание, уменьшение всей кожной и даже костной структуры. Как только кости черепа станут мягкими, наступает самый ответственный момент всего технологического процесса: необходимо удержать их от сплющивания, сделать так, чтобы они, скукожившись и значительно потеряв в объёме, сохранили форму головы. За это отвечает человек, посвященный в тайны всего процесса мумифицирования. Это – тот самый маг. Он, ко всему прочему, обладает экстрасенсорными способностями. Накладывая руки на размягченные головки, он направляет на них поток своих биоволн. Манипуляция, которую невозможно выполнить с помощью лазеров и компьютеров.
По утверждению торговца, все маги-искусники – экстрасенсы с самым сильным в мире биополем. Маг будет прикладывать руки к головке до тех пор, пока она достаточно не затвердеет. Затем он осторожно будет прогревать её на пламени, втирать мази из экстракта алоэ и африканской ивы и долго сушить, пока она не превратится в ту изящную, почти кукольную головку, подобную тем, что я сейчас наблюдаю. В последующем головке предстоит постоянно находиться в жидкости-бальзаме, в состав которой входит несколько ингредиентов. Каждый из них в отдельности известен только одному человеку. Но рецепт всей смеси знает только маг. Искусство выделывания головок, именуемом на одном африканском диалекте
– Но всего этого, мсье, можно достичь лишь при одном условии…
За этим следует многозначительная пауза и лукавый взгляд моего собеседника, устремлённый прямо мне в зрачки.
Я – парень понятливый. Сую руку в карман. О, ужас! – сдача иссякла. Делать нечего. Вынимаю «куклу» и решительно выдергиваю второй, последний, «стольник».
Знал бы московский бомж по кличке «Карл Маркс», во что обходится нам с Татьяной его борода! Впрочем, я на собственном опыте убеждаюсь в правоте слов Генриха IV: «Париж стоит мессы!» Ибо потраченная нами сумма – ничто в сравнении с той информацией, которой мы теперь располагаем!
Стодолларовая банкнота присоединяется к компании своих французских подружек, а торгаш, хитро подмигнув, раскалывается окончательно: