Крючкова обвиняли по статье 64 (измена Родине) и статье 260 (злоупотребление властью) Уголовного кодекса РСФСР. Крючков доказывал, что в августе 1991 года он выполнял свой долг как руководитель КГБ СССР, оберегая территориальную целостность и безопасность Родины. Тем более, что Комитет госбезопасности получал достоверную информацию о том, что из-за рубежа готовится развал Советского Союза.
23 февраля 1994 года новая Государственная дума приняла закон об амнистии. Крючков, как и другие обвиняемые по делу ГКЧП, вернулся домой. Формально, согласившись на амнистию, он признал свою вину. На самом деле виноватым он себя не чувствовал. Напротив, чем дальше, тем более Крючков считал себя героем.
Михаил Сергеевич Горбачев высказался по этому поводу в интервью газете «Труд»:
«Я помню, какие покаянные письма они мне писали в первые дни после ареста в августе 1991-го. Никогда не забуду и то, что они говорили с тем же вдохновением и искренней патетикой некоторое время спустя в зале суда. Прямо противоположное. Это, знаете, какая-то абсолютная бессовестность, этакая этическая стерилизованность. Хотя я-то знал, как никто другой, почему эта трусливая публика отважилась пойти на путч. На Родину им было абсолютно наплевать. Их волновало другое: с подписанием союзного договора они могли реально потерять гигантскую, практически никем не контролируемую власть. Вам теперь даже трудно себе представить, какие силы находились под командованием министра обороны Язова. А знаете ли вы, что годовой бюджет КГБ СССР, который возглавлял тогда Крючков, составлял три с половиной миллиарда рублей? И это были практически безотчетные деньги. Вот с чем им пришлось бы проститься. Они-то это прекрасно понимали. Но при этом говорили высокие слова о родине, об экономической катастрофе, об угрозе национальной безопасности…»
Первое время после выхода на свободу Владимир Александрович Крючков сосредоточился на борьбе с бывшим товарищем по политбюро академиком Александром Николаевичем Яковлевым.
Для Крючкова Яковлев просто олицетворение мирового зла. Крючков стал рассказывать, что в свое время получил неопровержимые данные о том, будто Яковлева давно завербовали американцы. Российская прокуратура проверяла это заявление, допрашивались Горбачев, Бакатин, Чебриков, сотрудники внешней разведки, были истребованы материалы из архивов. Коллеги-чекисты не подтвердили слова Крючкова, и документов никаких не оказалось.
Владимир Александрович так долго-рассказывал о том, как завербовали Яковлева, что, наверное, даже сам в это поверил. Но верит только он сам. Даже бывшие коллеги по КГБ над этим смеются. Не зная, как еще уязвить академика, Крючков написал: «Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру нашей победой в Великой Отечественной войне».
Он, видимо, не отдавал себе отчета в том, что писал. Сам Крючков войну удачно провел на комсомольской работе в тылу. Александр Николаевич Яковлев пошел на фронт добровольцем, стал морским десантником, воевал на передовой, в бою был тяжело ранен и на всю жизнь остался инвалидом.
Крючков с помощью бывших коллег выпустил двухтомник воспоминаний под названием «Личное дело» — очень скучный, каким, вероятно, является и сам автор.
Глава 18
ВАДИМ ВИКТОРОВИЧ БАКАТИН
Последний председатель КГБ Вадим Викторович Бакатин родился в 1937 году в шахтерском городе Киселевске, Кемеровской области. Отец был маркшейдером, мать — врачом.
Он с детства неплохо рисовал, и у него возникла мысль поступить в художественное училище, но туда надо было сдавать экзамены. А в другие институты серебряного медалиста Бакатина брали без экзаменов. Он выбрал Новосибирский инженерно-строительный институт имени В. В. Куйбышева.