Таким образом, на каком– то этапе ему просто повезло – выбери Горький в попутчики кого– нибудь другого из бывшего эмигрантского круга, например, своего приятеля Ходасевича, рады были бы и ему. На Толстом просто удачно сошлись звезды – да и не просто эмигрантом он был, а родственником первого поборника правды и справедливости при кровопролитном царском режиме, самого Льва Николаевича! Это было только начало – в последующем Советская власть все так же продолжала расстреливать похожих на него образом мыслей и прошлым людей, а его только осыпала благами, продолжая делать перед Западом хорошую мину при плохой игре. Алексей Николаевич же достаточно быстро вжился в роль, стал потакать новой власти, с удовольствием принимая от нее подарки. И потому, стоило Западу что– нибудь проронить в отношении какого– либо двусмысленного шага Советской власти – в большие кабинеты тут же вызывался Толстой, получал премию или орден, или просто ценный подарок, а также поручение срочно высказаться по спорному вопросу так, как угодно в Москве – и вскоре весь мир уже читал его гневные и возмущенные статьи касательно той напраслины, что Англия и Америка неустанно возводят на СССР. Могли ли догадаться о том, что писатель давно продался? Могли, но не хватало извилин в мозгу и совести, чтобы стать на позицию графа – человека в высшей степени достойного, – который ради праха и тлена желтого металла опустился бы до лжи, да еще во всемирном масштабе. А он опустился, и уже давно. И, судя даже по своим дневниковым записям, перестал это от себя скрывать…
Абакумов назначил ему явиться под конец рабочего дня, когда Лубянка пустела, и основное место действия переключалось на фронты, а также на явочные квартиры. Все– таки тот факт, что писателя – человека по определению неподкупного – подкупают, да еще и в таких кабинетах, должен был быть скрыт от посторонних глаз. Задержав с приемом писателя всего на 15 минут – у него в это время находился его заместитель по следствию Рюмин, – генерал принял инженера человеческих душ ровно в шесть часов.
– Присаживайтесь, Алексей Николаевич.
– Спасибо, – гнусавым голоском отвечал граф. Абакумову он сразу не понравился, но обходить приказы Сталина было не в его офицерской натуре.
– На днях только ознакомился с вашим замечательным очерком, который вы написали и опубликовали в «Правде» относительно краснодарского процесса над коллаброционистами и пособниками гитлеровских захватчиков. Замечательно, остро, емко, за душу берет! Должен вам сказать, что наши так называемые «союзники», которые еще вчера с оружием в руках преступали Советской власти и направляли сюда шпионов да интервентов в диком количестве, первое время настаивали на том, чтобы в состав трибунала, который рассматривал дело краснодарских предателей, были включены представители и их военной юстиции. Дескать, у нас происходит много несправедливых казней, а правосудие в отношении пособников Гитлера должно быть показательно справедливым – чтобы весь мир видел, что принцип гуманизма в том, чтобы не отвечать преступлением на преступление. Но вы им такую славную отповедь дали в своем очерке! И, кстати, не оставили ни малейшего сомнения в том, что приговор в отношении всех предателей был вынесен законный и обоснованный. Думаю, что наши союзники давно уже перевели ваш очерк, а сейчас читают и локти кусают! – Генерал и его посетитель улыбнулись друг другу. – Одним словом, и от меня, и от партии, и лично от товарища Сталина спасибо вам за это!..
– Ну что вы, Виктор Семенович. Как говорится, чем могу…
– Можете, Алексей Николаевич. Потому я вас и пригласил, что можете. Видите ли в чем дело… Я буду говорить с вами начистоту… – Начальник контрразведки встал из– за стола и заходил по кабинету, пряча глаза от собеседника. Понятно было, что ему нелегко вести этот разговор. – После раздела Польши по пакту Молотова– Риббентропа 1939 года, о котором вам писал товарищ Сталин в своем письме, на переданной нам территории осталось очень много польских солдат, которые принимали активное участие в войне против Советской России, которая с подписанием пакта, как вы помните, закончилась. Так вот. Мы тогда не передали их полякам…
– Да, товарищ Сталин говорил кажется, что они убежали в Маньчжурию.