КГБ сегодня. Невидимые щупальца.

Швейк передал Аресу небольшой пакет и взамен получил конверт. Как бы они ни дружили, в этот момент они были прежде всего заговорщиками, спешившими поскорее покончить с делом, и, опрокинув по рюмке, более не задерживались в баре. Арес, направляясь к выходу, провел Швейка чуть ли не вплотную к Станиславу. Тот слегка пригнулся, нажал кнопку, и сработала камера, спрятанная в портфеле.

Гурьянов сообщил в «центр»: «Анализ текущих взаимоотношений Ареса и Швейка, а также психологическая характеристика Швейка, составленная тов. Кольцовым путем косвенного опроса последнего, показывают, что как Арес, так и Швейк искренни. Кроме того, тов. Кольцов и его жена лично наблюдали за встречей этой пары. Результаты наблюдения во всех отношениях подтверждают аналитические выводы. За последние два года резидентура получила от Ареса — Швейка более трех тысяч страниц документов неодинаковой ценности, однако достаточно важных, чтобы отвергнуть предположение о возможной развед-игре. Японские спецслужбы едва ли могли рассчитывать что-то выиграть в результате получения нами доступа к упомянутым документам, так что вести такую игру для них не имеет смысла. В частности, они никоим образом не могли бы добровольно расстаться с секретным документом, представляющим собой протоколы совещания руководителей японских спецслужб и раскрывающим основные направления деятельности японской контрразведки. Как известно «центру», резидентура на основании одного лишь этого документа подготовила десять разведдонесений, причем некоторые из них поступили прямо к председателю КГБ тов. Андропову. Таким образом, резидентура считает Швейка созревшим для формального включения в сеть».

Получив ответ «центра», Гурьянов выждал несколько дней, прежде чем сообщить этот ответ Станиславу. Возможно, он пытался убедить «центр» изменить занятую им позицию, или просто обдумывал, как лучше объявить подчиненному о неуступчивости начальства. Ответ «центра» сводился к следующему: «Ввиду чрезвычайной важности и перспективности операции Арес — Швейк, а также необходимости дальнейших проверок, операция должна быть передана «линии KP».

Безусловно, к этому распоряжению приложил руку Пронников. Поскольку «центр» санкционировал формальное включение Швейка в состав агентурной сети, то его вербовка будет теперь доверена кому-либо из офицеров «линии KP». Станиславу же было недвусмысленно в нем отказано — а значит, и в продвижении в ближайшее время по службе.

— Но если они думают, что «линия KP» справится с этим делом лучше, чего же они вначале поручили его мне? — спросил Левченко.

— Есть такая пословица, — откликнулся Гурьянов, — пусть лучше меня обворуют, чем мне самому придется воровать. Никто уже не сможет отнять у вас главное. То есть, я и мои товарищи уверены в ваших достоинствах, и эту уверенность уже никто и ничто не поколеблет.

Левченко промолчал.

— Я знаю, Станислав, сейчас вам нелегко. Но, пожалуйста, не обвиняйте в этом нашу систему. Это не система виновата. Плохие люди встречаются везде. Когда мы построим настоящий коммунизм, таких там не будет:..

— Наверное, не будет, — сказал Левченко. — Спасибо, вы меня утешили…

Глава четвертая ТАЙНЫЙ ЗАМЫСЕЛ

Убедившись, что он в какой-то степени утратил доверие начальства и что всему виной козни Пронникова, Станислав если и огорчился, то ненадолго, В конце концов, пребывание сотрудника в Японии считается в КГБ «оправдавшим себя», если ему удается завербовать хотя бы одного достаточно важного агента; Левченко же завербовал уже троих, причем двое из них были официально утверждены в качестве постоянных агентов, дальнейшее повышение в звании его не слишком волновало. Кроме того, судьба и раньше не всегда была благосклонна к нему.

В дополнение к другим делам, теперь он должен был взять на себя ответственность за курирование деятельности одного из наиболее ценимых резидентурой агентов — проводников влияния» — Такудзи Ямане, носившего кодовое имя Кант. Этот узколицый интеллигентный японец с профессорской внешностью был завербован еще в 60-е годы все тем же Пронниковым. За прошедшее время Кант неуклонно продвигался по службе — был помощником редактора консервативной газеты «Санкэй», личным советником издателя; в мае 1982 года его назначили главным редактором. Он искусно выдавал себя за непримиримого националиста антисоветского и антикитайского толка. В действительности Кант придерживался марксистских убеждений и симпатизировал Советскому Союзу.

Правда, японская контрразведка засекла встречу Канта с корреспондентом «Комсомольской правды» Николаем Лосинским, информировала его, что лицо, с которым он встретился, является сотрудником КГБ, и склоняла его к сотрудничеству против Советов. Кант изобразил испуг и негодование по поводу того, что эти зловещие красные осмелились подослать к нему шпиона, выразил на словах поддержку тайным операциям своей страны, однако решительно отклонил предложение о сотрудничестве с контрразведкой, поскольку как редактор газеты он не может участвовать ни в какой подобной деятельности.